С замиранием сердца смотрел на калининские церквушки, памятные с детства, с того детства, не гагаринского, изгиб Волги… А среди восторженно встречающих первого космонавта заметил немолодых мужчину и женщину.
Лучше бы отвернулся, но что-то не позволило. Шепнул заместителю председателя облисполкома:
— На площади справа стоят двое лет пятидесяти: мужчина в сером пиджаке, брюки заправлены в сапоги, рядом женщина в цветастом платке, красная кофта, чёрная юбка. Видите?
— Мне бы такое зрение как у космонавта, Юрий Алексеевич! — чиновник напряг глаза, укрытые за линзами очков. — Точно, вижу.
— Если не ошибаюсь, мои знакомые. Встреча с населением минут через двадцать закончится, можете привести их в исполком, куда-нибудь в отдельный кабинет?
— Конечно! Не сомневайтесь, Юрий Алексеевич!
Он порскнул в их сторону, прихватив милиционера из числа охраняющих трибуну, породив неприятное ощущение, что доставку приглашённых обставит как задержание. Нет, не оплошал, через полчаса мы уже сидели в председательском кабинете, пышная секретарша суетилась вокруг, наливая чай и угощая пряниками.
Представился:
— Юрий Гагарин, лётчик-космонавт. А вы…
— Харитонов Виктор Степанович и жена моя, Харитонова Ольга Макаровна. Местные мы, из Калинина. Родились здесь, когда он при царе Тверью назывался.
Я проглотил комок в горле. Именно такими их и запомнил. Папа уйдёт через год, опухоль в мозге, мама вслед за ним через два. Совсем не старые. Их фотографии стояли в моей квартире, когда принял на грудь, услышав про спутник Зимбабве… Их и внучкино фото.
— А дети есть? Защитники Родины.
— Так сын один остался, Павел. В апреле в армию пошёл. Хотел в лётчики, как и вы, Юрий Алексеевич. Но военкомат отправил в мотострелки.
Ох, какие бы были ощущения, если бы в личине Гагарина встретил себя самого, восемнадцатилетнего нагловатого юнца? А, плевать, просто глянул бы снизу вверх и ничего не сказал.
В голове двоилось. В этом мире привык считать родителями Гагариных, но и передо мной — папа и мама! Другие и тоже родные. Башня треснет от таких мыслей.
Соврал им, что они очень напомнили старых знакомых из Гжатска, захотелось поговорить о житье-бытье, когда видишь людей огромной массой с трибуны — не то.
— Паша расстроится, что не увидел вас, Юрий Алексеевич, — сказала мама, рассматривая меня, залётного столичного гостя.
— Так передавайте ему привет, и пусть обязательно пробует поступать в авиационное училище. Я Оренбургское закончил, оно очень хорошее.
Стали прощаться, и вдруг мама, обняв меня, шепнула:
— Береги себя, сынок!
Вздрогнул. Обнял в ответ и стремительно вышел, словно убегая.
Капитан из девятого управления, когда погрузились в машину, встревожено смотрел с переднего сиденья.
— Что с вами, Юрий Алексеевич?
— Не обращай внимания. С жителями пообщался, кое-что напомнили мне. Расчувствовался, понимаешь? Это только с виду мы — все такие железные покорители космоса.
Он протянул мне фляжку.
— Знаю, вы не пьёте. Один глоток — чуть успокоит нервы. Армянский, пять звёздочек.
С благодарностью отхлебнул. Полегчало? Нет.
Конечно, словом «сыночек» любая женщина в возрасте вправе назвать молодого, я всего-то на десять лет старше… себя, её сына. Но что-то было в маминых словах, она точно почувствовала связь между нами, материнское сердце — самый точный в мире прибор, его не обманешь, даже спрятавшись в чужое тело.
И ещё один визит был в Александринский дворец, где выступал перед академиками, отнюдь не только близкого к нам физико-математического профиля, присутствовали другие естественники, а также гуманитарии в ассортименте. Текст чуть изменил, основная заготовка рассчитывалась на более простой контингент. Здесь более подробно коснулся заслуг учёных в разработке математического аппарата, накидал комплиментов физикам и особенно астрофизикам. Скромно подчеркнул, что на моём месте вполне справился бы любой лётчик-истребитель, привычный к перегрузкам и прочим неудобствам в отрыве от земной поверхности, в отличие от уникальных личностей, собравшихся в этих стенах. Вопросов сыпалось много, среди них не было наивных вроде «видел ли в космосе бога», «можно ли дышать в вакууме» и т.п., спрашивали по делу. Постоянно балансировал как канатоходец, не желая посылать подальше уважаемых людей, но и не вправе раскрывать гостайны. Далеко не все присутствующие имели допуск два ноля в нашей сфере, да и сам зал дворца вряд ли отвечал требованиям помещения, где обсуждаются совсекретные темы.