— С содержанием решим, — отмёл мои возражения Келдыш. — Знаете же про Совет главных конструкторов?
— Да. Королёв там за старшего.
— Как самый авторитетный. Но скорее как равный среди равных. Моя должность Президента Академии наук, пожалуй, выше, но… В Президиуме ЦК намерены утвердить придание Совету официального статуса. Я предложил вашу кандидатуру в качестве координатора. Именно координатора, направляющего дискуссии, а не отдающего приказы Королёву или Янгелю.
Ого… Я сижу на нескольких стульях, разъезжающихся, а тут ещё кресло! Откровенно говоря, тренировки в ЦПК и практическая работа по подготовке космических миссий мне гораздо больше по душе, чем это. Фактически Келдыш сватает меня в самый эпицентр дрязг по перетаскиванию бюджетного одеяла.
— Никто не возразил, что я — человек Королёва и буду ему подыгрывать?
Келдыш молчал около минуты.
— Надеюсь, что сможете подняться выше.
— И стать вашим человеком?
— Это очень невежливо с вашей стороны, Юрий Алексеевич. Если бы я заботился о собственных интересах, сам бы возглавил, не размениваясь на координаторство. Нет, вопрос в ином… Хорошо, попробую объяснить на примере. Вы с проектом «Буря» знакомы?
Ещё бы! Впервые прочитал о ней в девяностых в американском журнале, статья называлась «Зачем Советы остановили Бурю?», собрал всё немногое опубликованное по ней у нас, документация до сих пор секретна, подготовил сценарий для Первого канала, не прошло, потом показал федеральный канал «Звезда». Келдышу, естественно, об этом не расскажешь.
— Очень в малой степени. Межконтинентальная крылатая ракета?
— Именно! С азотной кислотой в качестве окислителя, постоянно готовая к старту, в отличие от «семёрки» вашего патрона. Но Челомей ввёл в уши Хрущёву, что атмосферная крылатая ракета — ерунда по сравнению с баллистической, летящей через космос, Янгель поддакнул. Хрущёв покрыл нас с Министром обороны матюгами.
— На каком этапе закрыли?
— Когда уже состоялись удачные пуски! — Келдыш хлопнул ладонью по столешнице.
— Понятно. В качестве ответной любезности я должен пропихнуть возобновление работ по «Буре» через Совет, чтоб, заручившись его решением, положить на стол членов Политбюро проект постановления об оживлении программы? Сделаю, но не это.
— Что же?
Как улыбался Гагарин на общеизвестных снимках, все видели. А саркастическую полуулыбку?
— Как вы сами понимаете, если я займу этот пост и прикажу конструкторам, а потом Малиновскому: «Буре» быть, и точка, пошлют далеко и без хлеба. Даже получив полномочия самодержца, всё равно не стану. Вы сами сказали, многие стратегически важные решения приняты потому, что хрущёвская левая пятка так захотела, причём, будем справедливы, среди них много правильных. Вот чего у нас нет, так это научно проработанной концепции, каких и сколько нам нужно носителей ядерных и термоядерных боезарядов в минимально необходимом количестве плюс некоторый запас прочности, — я перевёл дух, наблюдая за реакцией Келдыша, смотревшего на меня с некоторым любопытством, но без особых эмоций. — Говорят, Хрущёву угрожал Кеннеди, мол, у Америки достаточно боеголовок, самолётов и ракет, чтоб уничтожить СССР триста раз, на что наш Премьер ответил: а у нас только на одно уничтожение Америки, но этого хватит.
— Басня, — скривился академик. — Но сам ход рассуждений верный.
— Проблема в том, что и мы с вами, и американцы находимся в заложниках у генералитета. Они как можно громче истерят — вон за речкой страшный враг-большевик, значит, вооружения требуются новейшие и в возрастающем количестве. Мы — догоняющие, потому что атомная бомба и стратегическая бомбардировочная авиация с этими бомбами у них появились раньше.
— Но они их не применили против Северной Кореи и Китая в пятидесятом. Хоть у Советского Союза ещё не имелось практической бомбы, принятой на вооружение, да и средство доставки — только Ту-4, его хватило бы дотянуться только до Аляски.
Ого! Смелое заявление. Вразрез с неуклонно муссируемыми тезисами и перманентной и беспредельно агрессивной внешней политике США. Не диссидент, но критически мыслящий человек.
Невольно сравнил с Королёвым. Сергея Павловича я бы охарактеризовал одним словом: «вопреки», потому что он вернулся в ракетостроение после Колымы именно вопреки всем жизненным обстоятельствам, добился, доказал, отстоял, создал… И теперь, пусть и советуется с приближёнными, идёт напролом, убеждённый в своей правоте. Но столь глобальная уверенность в себе притупляет самокритичность. Если бы не перспектива с F-1, продолжал бы проталкивать свою безнадёжную тяжёлую ракету с тридцатью керосиновыми ЖРД первой ступени.