Я была совершенно уверена, что он успеет рассказать мне не одну историю.
Я совсем не ожидала, что вчерашняя легенда о сотворении мира и появлении в нем первого дракона окажется последней.
Но — однако же.
Я помнила его полным сил и жизни... разве что чуть тяжелее, чем обычно, опирающимся на свой посох, но в трепещущем свете огня и не такое может привидеться, так что я не придала своим наблюдениям особого значения. Кор-Та казался мне вечным — казалось, что даже если целый мир рухнет, он выживет, и встретит меня своей обычной улыбкой: «А, быстроногая, востроглазая! Снова пришла послушать мои истории? Ну садись, садись — сегодня я расскажу тебе про один маленький камушек, что решил одолеть гигантский валун и занять его место на вершине самой высокой горы...»
Я ошибалась.
И вот первый из насытившихся посланников, запятнавший белоснежный саван драконьей кровью, тяжело поднялся в воздух, кругами набирая высоту. Его отвисшее брюхо и выпачканная алым пасть была видна даже отсюда, но я опять не испытала отвращения — скорее просто легкую грусть. Каменистая горная почва не позволяла драконам хоронить своих покойников так, как это принято у людей, однако не думаю, что их способ хуже нашего: в конце концов, с точки зрения их веры, разве это не высшее благо — позволить посланникам отвести душу в поднебесье, заплатив за проход пустой оболочкой, отжившим свое старым телом?
Во всяком случае, не мне их судить. И, глядя на белоснежную птицу, уже почти исчезнувшую из виду, я, несмотря на весь свой скептицизм, почти видела чуть заметную тень, обхватившую проводника за шею...
Хотя, скорее всего, мне это просто почудилось.
6. Мир Угасший. От смерти к жизни
«И на костях прошедших дней зародится новая жизнь...»
...Я не терпела это место. Ненавижу, ненавижу, ненавижу его!
Но все же в нем есть... своеобразная красота.
Странно видеть такое. Когда я только явилась сюда, то сперва решила, что ошиблась «адресом», и меня занесло аккурат в Десятый Мир. Вокруг, куда ни посмотри, расстилалась безжизненная пустошь, усеянная осколками стекла, а небо было затянуто сплошным покровом черно-серых туч, никогда не набрякающих живительным дождем. Ни деревьев, ни травы, ни животных — лишь ветер да песок, что грозился выколоть мне глаза. Когда-то здесь было море, но море высохло, и я нашла лишь несколько раковин, вот-вот собирающихся рассыпаться пылью; когда-то тут были леса, но остались лишь обгоревшие стволы и спекшаяся земля, похожая на поверхность бездонного черного омута; когда-то здесь были звери, но я видела только кости — они хрустели под ногами, они пятнали склоны холмов, они огромными арками восставали из пепла, точно какие-то нелепые змеи, застывшие на середине движения. Сама жизнь исчезала из этого мира, с каждым новым пятнышком плесени, бережно стертым с поверхности камня, с каждым новым клочком мха, заботливо укрытым пеплом. Ее не осталось нигде — ни на земле, ни в воде, ни в воздухе!..
Только здесь.
И, полуприкрыв глаза, я неловко падаю в осыпающиеся цветы.
Здесь — Оазис. Во всяком случае, мне удобнее называть его так. Сама я его нашла или же он «нашел» меня — сказать трудно, но, когда я вывалилась из прохода, ноги будто сами привели меня сюда — в небольшую долину, спрятанную на дне гигантского кратера, наверняка оставленного одним из огненных камней, что время от времени обрушиваются на этот изуродованный мир. Правда, в этом случае валун был действительно гигантский — он основательно пробил землю, и скалы, окружающие долину, поднимаются до самых облаков, так что влага скапливается на их синевато-черных боках и стекает вниз, порождая ручьи, питающие озеро. Только благодаря этому долина еще не высохла, подобно другим местам этого кошмарного мира, и здесь все еще существуют другие краски, кроме серого и черного, черного и серого. Здесь пестрым ковром встречают гостя похожие на драгоценные камни клочки жизни, и остается лишь опуститься среди них, на мягкую жирную землю, глядя на очередную грозу...