И лично я долго не могла разобраться в причинах подобного поведения — ну, не привыкла я как-то, что драконы, среди которых появление детеныша случается далеко не каждый год, так скверно относятся к собственным отпрыскам! И пришлось немало поломать голову, строя гипотезы одна другой безумнее, от странной религии до неких моральных устоев, не позволяющих воспринимать все, что крупнее коровы, но меньше дракона, за достойную уважения форму жизни... однако, спешу признать, даже самые смелые версии оказались далеки от истины!
Детеныши драконов, выбравшиеся из сумки, но не ставшие Дремлющими... попросту бесполезны для колонии.
Серьезно! Я, признаться, тоже удивилась. Но, клянусь бородой Демалата, так оно и есть. Ибо, будучи наследниками теплокровных существ, как я, вы или любой другой дракон в любом известном мне мире, снежные ящеры отличаются в одном очень важном вопросе: словно мягкая глина, они подстроились под уникальные особенности этого заледеневшего края и сами стали беспробудно-холодны, лишь каким-то чудом удержавшись на грани жизни и глубокого черного сна, который мы зовем смертью. Однако детеныши их, как это и положено дракону, вылупляются из яиц, требовательных к теплу и материнской защите, так что, дабы уберечь драконицу и детеныша от дискомфорта, после наступления беременности у будущей родительницы начинает стремительно расти толстая мягкая складка на животе, в конце концов образующая плотную сумку. Именно туда, сразу после откладывания, попадает яйцо, из которого позже вылупляется крошечный и на удивление горячий дракончик, что еще несколько месяцев почитает сумку за родной дом и надежное убежище от ледяного ветра.
Лишь после того, как малыш становится слишком крупным, чтобы драконица могла без труда таскать его с собой, драконыш окончательно расстается с матерью и начинает осваивать внешний мир... иногда успешно, иногда не очень — я вам говорила, что большая часть смертей среди драконов приходится на подростков?.. Ну, вот, сказала... К счастью, от выхода из сумки до становления взрослым проходит не так уж много времени, по меркам драконов — около двух-трех лет, после чего наконец-то справившийся со своей раздражающей взрослых «горячностью» дракончик вливается в местное общество ме-е-едленных и невозмути-и-имых флегматиков, больше похожих на...
Яу-у-уч!
— Мы... прибыли, — жесткие ороговевшие губы Льдинки недовольно приподнялись, показывая острые, как сосульки, желтовато-белые зубы — наверняка теплый воздух, вырвавшийся из сумки, показался ей густым паром над котелком кипящей воды. — Не... передумала?
— Ни за что! — как можно оптимистичнее заявила я, тут же высовываясь наружу — у-у-у, какая же тут холодина! Драконица наклонилась, без малого опустившись на все четыре конечности, чтобы дать мне возможность выбраться наружу, чем я тут же и воспользовалась, спрыгнув на толстый слой льда. Стены, впрочем, у пещеры оказались каменными, и это меня немало удивило — настоящий камень в этом мире был такой редкостью, что, по сути, единственной «валютой», позволяющей драконам время от времени проводить обмены между колониями, были осколки гранита или обсидиана, отполированные и заточенные наподобие ножей. Нужны они были, естественно, не для охоты — слишком дорогой инструмент, чтобы им швыряться — а для обработки льда, с помощью чего снежные драконы строили жилые пещеры, высекали удивительные скульптуры (большую часть которых мое воображение просто отказывалось воспринимать... наизнанку выворачивало) и придавали плодам своего ледяного дыхания разнообразнейшие формы — от уже упомянутых мною ножей на пальцах...