— Ну, мой друг, что нового? — спросил Эккер, глядя на молодого человека.
— Господин профессор, — начал тот тихо, — я хотел бы попросить у вас совета. Весной вы рекомендовали мне стать настоящим патриотом. Но я им не стал, господин профессор. Вот уже полгода, как нашу квартиру разбомбили, и с тех пор я живу у Моники Фишер.
— Я об этом не знал, — солгал Эккер. — Как здоровье Моники?
— Хорошо. Она работает сестрой милосердия в госпитале. Она хотя и моя невеста, но до сих пор все еще влюблена в Милана. Сейчас я узнал от нее, что прошлой зимой она даже встречалась с Радовичем.
— Где?
— В Берлине. Это была случайная встреча. Вчера же Моника получила письмо, но не по почте, а через мальчика, которому письмо передал неизвестный мужчина.
Эккер приложил огромные усилия, чтобы сдержаться.
— И вам известно, о чем он писал в этом письме?
— Письмо было переслано из Венгрии. В нем что-то говорилось и о Радовиче, так как Моника сразу же почувствовала себя лучше. Мне же она только сказала: «Слава богу, Милан жив». Письмо она сожгла. Господин профессор, скажите, что мне делать. Заявить в гестапо? Но если я это сделаю, Монику арестуют, и я никогда не смогу простить себе этого. Если же я не заявлю, а им станет известно: об этом, тогда арестуют меня. — Испуганный и растерянный, он посмотрел на Эккера: — Я сделаю то, что вы мне посоветуете.
Эккер решил сначала основательно все продумать и оценить положение.
— Пока об этом никому ни слова, — сказал он. — Никому, понятно? А завтра вечером зайдете ко мне, и тогда я вам скажу, как следует поступить. И не надо волноваться.
— Спасибо, господин профессор, большое вам спасибо.
После ухода Хокера профессор инстинктивно почувствовал, что напал на след Радовича. Он понимал, что, оказавшись в Германии, Милан не упустит случая появиться на виду у Моники. Настоящие влюбленные и спустя годы встречаются друг с другом, их тянет на эту встречу, как убийцу на место преступления.
Эрика, заметив хорошее настроение профессора, обрадовалась, но не спросила о причине. Несмотря на разницу в тридцать лет, она любила этого мужчину.
Она смотрела на худощавую фигуру Эккера с непропорционально большой головой. В прошлое воскресенье Эрика одна ходила в церковь, так как профессор был занят. Господин священник Крафт долго говорил с ней о ее любви, которую он назвал божьим даром. Эрика призналась святому отцу, что она по-настоящему любит Эккера и, сколько бы ни сплетничали о ней некоторые, останется верной профессору.
— Что можно любить, девочка, в этом старом грибе? — спросила Эрику по дороге из церкви вдова Вальтер, торговка зеленью с лицом вороны.
Эрика лишь молча пожала плечами. Разумеется, она могла бы рассказать о мужских достоинствах Эккера, о его доброте, внимательности. Но стоило ли? Настоящее счастье любви она впервые почувствовала в объятиях Витмана, о котором часто вспоминала, хотя и не смела признаться в этом Эккеру. Иногда ночью она просыпалась в слезах, понимая, что видела во сне Пауля, который умолял ее не приходить к нему в мастерскую, но она все же шла туда, так как знала, что любит его и сделает счастливым. С тех пор она часто думала о том, что своей любовью убила Пауля.
Эккер повернулся к ней лицом, по его спокойному выражению она поняла, что он, по-видимому, принял какое-то решение.
— В конце недели, девочка, мы едем в Будапешт. — Профессор сел на подлокотник кресла, обнял ее за плечи и, притянув к себе, поцеловал в голову.
— А чем мы там будем заниматься?
— Я прочитаю несколько лекций в университете.
— По-венгерски?
— На немецком языке, но если нужно будет, то и по-венгерски тоже.
Эрика подняла лицо, ее удивленные глаза радостно заблестели.
— Вы и по-венгерски говорите?
— И еще на нескольких языках. А Будапешт очень красивый город, и я думаю, что он тебе обязательно понравится.
— Ты возьмешь меня с собой? — Удивление Эрики переросло в радость.
— Без тебя, дорогая, мне трудно было бы прожить оставшуюся часть жизни. Ты для меня — это божий дар. В молодости, — продолжал профессор, — я не очень-то увлекался девушками. Я стеснялся своей наружности и понял, что если хочу жить, то должен знать больше других, иметь над ними власть. Состояния я никакого не унаследовал, к обогащению не стремлюсь, а следовательно, вся моя власть должна заключаться в моих знаниях. Я отказывал себе во многом, лишь бы только приобрести побольше знаний...
В ту ночь Эрика особенно страстно любила Эккера.