— Папу вызывают в Будапешт, а я еду вместе с ним. — Голова Чабы лежала на коленях девушки, и он снизу вверх смотрел на нее. — Чаба, дорогой, я очень тебя прошу, и сегодня и завтра будь всецело моим. — В ее голосе сквозила печаль. — Ведь мы не увидимся до самого рождества, а сегодня только двадцать девятое августа.
Взяв руку девушки, он поднес ее к губам и поцеловал в ладонь:
— Обещаю. Поцелуй меня.
— Ой, ты же меня переломишь! — засмеялась девушка, когда Чаба притянул ее к себе. — Мне неудобно.
Помешал влюбленным Геза Бернат, который, еще подходя к ним, начал что-то насвистывать, чтобы они услышали его. Узнав отца, девушка пожала плечами.
Бернат подсел к Чабе с Андреа и закурил.
— Старина, — обратился он шутливо к Чабе, — скажи, что ты знаешь о Радовиче. Меня это интересует.
— Схватили его.
— Это я знаю. А что еще? — Заметив кислое выражение на лице дочери, спросил: — А с тобой что, дочка?
— Ничего, — несколько нервно ответила она.
Бернат покачал головой. Он не любил, когда дочь нервничала и односложно отвечала на его вопросы.
— Все хорошо в меру, — с намеком продолжал он, — в том числе и любовь.
Девушка покраснела, встала.
— Ты мог бы этого и не говорить мне, — сердито повернулась она и хотела уйти, но отец позвал ее:
— Андреа! — Девушка остановилась, почувствовав по тону отца, что ей нельзя уходить. Опустив голову, она носком туфельки чертила по земле. — Мне не нравится твое поведение, Андреа. Если я что-нибудь сказал, то значит, это серьезно. Будет очень хорошо, если ты уже сейчас поймешь: в жизни человека играет важную роль не только любовь, но и кое-что другое, что в данный конкретный момент даже важнее любви, ну, к примеру, судьба Милана Радовича. А теперь можешь идти.
Андреа стало стыдно, она почти со злостью взглянула на отца и, не сказав ни слова, удалилась.
Чаба рассказал Бернату все, что ему было известно о Милане, умолчав, однако, о своем разговоре с Аттилой. Только тут он вспомнил, что ни словом не обмолвился об этом отцу, хотя ему и хотелось бы знать его мнение.
— А что ты знаешь... — Бернат неожиданно замолчал, внимательно посмотрев в сторону дочери, но ее уже не было видно.
— О чем?
— О его провале.
«Мой дорогой братец донес, на него», — хотел сказать Чаба, но ему было стыдно признаться в этом. «Что толку, если я расскажу о том позоре, который пятном лег на нашу семью?» Да и почему дядюшка Геза так заинтересовался судьбой Радовича, хотя он и сам хорошо знает Милана, с которым встречался в клубе журналистов. Радович довольно часто виделся с Гезой Бернатом, хотя оба они почему-то не любили упоминать об этом. Милан, как начинающий журналист, бывал у Берната, который имел самое непосредственное отношение к телеграфному агентству и мог удовлетворить его любопытство по многим вопросам. В первую очередь Милана интересовали политические новости — например, все, что касалось так называемого «нового порядка» в Европе, программы расселения немцев в Задунайском крае и намерения, Гитлера переселить венгров как неевропейскую нацию куда-то за Урал.
По долгому молчанию Чабы Бернат понял, что юноша что-то знает об аресте Милана.
— Старина, я бы хотел помочь твоему другу, — проговорил Бернат. — Правда, пока я еще не знаю, как это можно сделать, но что-нибудь придумаю. Не станем питать пустых иллюзий, но, если Милану вовремя не помочь, он погибнет: его либо забьют до смерти во время допросов, либо, если он их выдержит, отправят в один из концлагерей.
Чаба со скрытым восхищением смотрел на большую и сильную фигуру Гезы Берната и думал: «Как же спокойно с ним рядом, даже чувствуешь себя более сильным. Он хочет помочь Милану, а сказал об этом таким бесстрастным тоном, будто рассказывал о том, что видел во время поездки. Хорошо дядюшке Гезе, он всегда знает, чего хочет. Если Милан погибнет, Аттила превратится в его убийцу». Вслух же он сказал:
— Не знаю, насколько это верно, но вроде бы в полицию на Милана донес Аттила.
— А ты откуда это знаешь?
— Он сам сказал.
И хотя и раньше журналист был не особенно высокого мнения об Аттиле, эта новость его поразила: услышанное о содеянном как-то не вязалось с семьей Хайду, которую Бернат хорошо знал. Самого генерала он знал с детских лет, они вместе росли, и Геза считал, что дружба связывает их навечно. Бернат хорошо знал также, что примером для подражания у генерала был Иштван Сечени. Геза одобрял идеал друга, хотя и не скрывал, что проблемы сегодняшнего дня нисколько не похожи на проблемы времен Реформации. Частенько они ночи напролет разговаривали о человеческой ответственности. Генерал Хайду постепенно признал, что одного военного образования ему явно недостаточно, что помимо военной техники существует еще и другая техника, да и сама армия является всего лишь частью общества, и ему, генералу, необходимо думать не только о сугубо военных вещах, но и о родине и народе.