— Дело это запутанное, и все же довольно простое. Радович лишь считает себя коммунистом, но он не член коммунистической партии. Французская секретная служба разыскала его в Будапеште. Узнали об его прокоммунистических настроениях, и один из их агентов выдал себя за представителя Коминтерна.
— Понимаю, — сказал Гейдрих. — Теперь мне все ясно. — Лицо его на мгновение просветлело. — Я сам в свое время применил подобный трюк во флоте. В Таллине нам нужно было завербовать одного матроса, но на немцев он работать категорически отказался. Тогда через две недели я подослал к нему нашего агента, который завербовал его якобы для русских. Возможно, он и до сих пор работает, уверенный, что дает сведения русским. Знаешь, Хорст, это неплохой метод.
— Действительно. Но теперь скажи, что же нам делать?
— Прежде всего я выпью рюмку коньяку. Я устал. — Гейдрих достал из шкафа бутылку и две рюмки. — Я и тебе налью. Вдруг ты тоже захочешь? Вообще-то дело мне кажется довольно простым. За твое здоровье, дорогой Хорст!
Оба выпили. Гейдрих снова принялся ходить по комнате.
— Да, это дело не выглядит сложным... Когда этому парню надо быть в Париже?
— Третьего сентября, в четверг, — не раздумывая ответил Шульмайер.
— Так... А сегодня у нас суббота... — Гейдрих остановился, задумался: — Мы, конечно, не знаем, в каком он виде? А если он не в состоянии двигаться?
— Надеюсь, молодчики Брауна не забили его до смерти.
Гейдрих выпил вторую рюмку и, поставив ее на стол, подошел к окну.
— Освободить его я не могу: это показалось бы подозрительным. Французы вряд ли стали бы вести с ним дело дальше. Думаю, ты со мной согласишься. Да и Канарису это не понравилось бы.
— Правильно, — кивнул Хорст Шульмайер. — Они могли бы предположить, что мы его завербовали. Логично.
— Он должен бежать. Я это организую. Во вторник вечером мы переправим его в ораниенбургский лагерь. По пути следования после Хеннингсдорфа, у восьмого километрового столба, парень убежит. Дальше вы займетесь им сами.
Шульмайер внимательно обдумал предложенный Гейдрихом план и нашел его вполне приемлемым. Овладевшая было им тревога улеглась, его так и распирало от горделивой радости. Рейнхард человек гениальный, но, по-видимому, не существует гениев, которых нельзя обвести вокруг пальца. Шульмайер немного волновался, рассказывая историю о французской разведке, опасаясь, что Гейдрих распознает свой собственный трюк, ведь идею-то эту Хорст заимствовал у него. Когда-то Гейдрих рассказал другу таллинскую историю. Но это-то и оказалось ловушкой, придало правдоподобие всей истории. Шульмайер подозревал, что Гейдрих вспомнит о ней, и тот действительно вспомнил. Теперь самое трудное уже позади, успех будет зависеть от того, в каком состоянии находится Радович. Хорстом овладела усталость. Они еще немного поговорили. Прощаясь, Гейдрих заверил, что на другой же день известит его, насколько осуществим их план на вечер вторника.
Оставшись один, Гейдрих велел своему секретарю немедленно вызвать Брауна с досье Радовича.
На другой день утром Гейдрих проснулся не отдохнувшим. Искупавшись и позавтракав, он быстро пробежал поступившие за ночь донесения. Никаких чрезвычайных событий не произошло, и день, следовательно, обещал быть тихим. Несколько минут он проговорил по телефону с женой, пообещал в полдень приехать домой, чтобы вместе пообедать. Взглянул на часы. Только начало десятого, а встреча с профессором Эккером назначена ровно на десять. С гневом он подумал о маленьком, хрупком профессоре. Ночью, он изучил материал о Радовиче и был крайне удивлен, встретив в нем имя профессора. В обобщающем донесении говорилось, что Радович принадлежит к кругу друзей профессора. Он сразу же подумал о том, почему поведение Радовича не вызвало у профессора никаких подозрений. Сейчас он снова вспомнил об этом и просто не поверил, что молодой студент мог водить за нос Эккера. Гейдрих продолжал листать утренние донесения, но мысли его все время невольно возвращались к Эккеру.
Вспомнив, что профессор — венгр по национальности, Гейдрих разволновался еще больше. Предательство Эккера было чревато непредвиденными последствиями. Если и он агент красных или же работает на французов, то это значит, что врагу до мельчайших подробностей известна организационная структура полиции безопасности рейха. В бумагах из досье Радовича Гейдрих прочитал, что студенту было поручено достать план организационной структуры гестапо. А ему самому удалось добиться реконструкции полиции на основании предложений профессора Эккера. Его бросило в жар. Неужели возможно, что инициаторами этой реорганизации были москвичи или парижане, а он, благодарный дурак, лишь выполнил намерение русской или французской разведки? Продолжая расхаживать по комнате, Гейдрих вдруг вспомнил, как яростно протестовал Гиммлер против назначения Эккера. Аргументы Гиммлера были, по правде сказать, неубедительны. «Не люблю выродков, — в качестве последнего аргумента бросил Гиммлер. — Дегенераты в наше время обречены на вымирание, и они инстинктивно это чувствуют. В интересах собственного выживания они способны на любую подлость. Даже на предательство. Однако я не буду возражать против перевода Эккера на секретную работу, только не забудьте, ответственность за все, что делает Эккер, лежит лично на вас».