— Разве на этом снимке не больше двенадцати человек? — Нильс начал подсчитывать глазами людей на фотографии, где явно было больше беженцев, чем на остальных. Розенберг стоял в дверях и всем своим видом показывал, что ему не терпится выманить Нильса из подвала.
— Больше. Несколько человек исчезли.
— Исчезли?
Неуверенность Розенберга сложно было не заметить.
— Да. Несколько человек из Йемена. Они сбежали.
— Как им это удалось?
— Я не знаю. Наверное, решили попробовать справиться самостоятельно.
Нильс подумал, что все ясно как день.
Розенберг врет.
В церкви было почти пустынно, только органист снова и снова проигрывал один и тот же пассаж. Розенберг, казалось, был немного взволнован тем, что рассказал ему Нильс.
— Вы говорите, хорошие люди? В каком смысле хорошие люди?
— Борцы за права человека, волонтеры в странах третьего мира и так далее.
— Что же это за мир, в котором мы живем? Теперь убивают хороших.
— Вам нужно просто следить за тем, кого вы к себе впускаете. Соблюдать элементарную осторожность.
Розенберг протянул Нильсу стопку псалтырей.
— Я не боюсь, мне ничего не грозит.
Он рассмеялся своим мыслям и повторил:
— Мне совсем не грозит быть принятым за хорошего человека. Можете не сомневаться. Я грешник.
— Мы и сами не думаем, что вам что-то грозит, но все-таки.
— Однажды один человек пришел к Лютеру. Я имею в виду, к тому самому Лютеру.
— Тому, кто сделал нас протестантами?
— Да, к нему. — Розенберг снова рассмеялся и посмотрел на Нильса так, как будто тот был ребенком. — Он сказал Лютеру: «Меня кое-что заботит. Я очень много думал и понял — знаешь что? Я никогда не грешил. Я никогда не делал то, чего нельзя». Лютер внимательно посмотрел на него. Вы можете догадаться, что он ответил?
Нильс чувствовал себя на занятии по катехизации, и это было не самое приятное чувство.
— Что ему повезло?
Розенберг триумфально покачал головой.
— Что ему нужно начать грешить! Потому что Бог должен спасти грешников. Грешников, а не тех, кто уже спасен.
Орган замолчал на минутку. Пара туристов вошла в церковь, осматриваясь вокруг с любопытством и сознанием выполненного долга. Розенберг явно собирался рассказать Нильсу что-то еще, но выжидал, пока улетучится органное эхо.
— У евреев есть миф о праведниках. Вы о нем не слыхали?
— Я никогда особенно не разбирался в религии. — Он тут же понял, как это прозвучало, и прибавил, извиняясь: — И это я говорю священнику…
Розенберг продолжал, никак не реагируя на слова Нильса, а будто бы читая с кафедры воскресную проповедь:
— Миф о том, что тридцать шесть праведников обеспечивают выживание всего человечества.
— Тридцать шесть. Почему именно тридцать шесть?
— У еврейских букв есть числовое значение. Буквы в слове «жизнь» в сумме дают восемнадцать. Поэтому восемнадцать — это священное число.
— Восемнадцать плюс восемнадцать равно тридцать шесть. То есть это дважды священно?
— Для человека, никогда особенно не разбиравшегося в религии, вы быстро соображаете.
Нильс улыбнулся, чувствуя детскую гордость.
— И как об этом узнали?
— О чем? Что вы имеете в виду?
— О том, что Бог послал на землю этих тридцать шесть человек? — Нильс подавил недоверчивую улыбку, но Розенберг успел заметить недоверие в его глазах.
— Он рассказал об этом Моисею.
Нильс рассматривал большие картины. Ангелы и демоны. Мертвые, карабкающиеся из могил. Сын, прибитый к деревянному кресту. Нильс много чего повидал за двадцать лет работы в полиции, пожалуй, даже слишком много. Он обшарил весь Копенгаген в поисках доказательств и мотивов преступлений, обыскал каждый темный закоулок человеческого греха и нашел там вещи, при одной мысли о которых его тошнило. Но он никогда не встречал даже намека на то, что существует какая-то жизнь после смерти.
— Синай. Моисей взошел на гору и принял заповеди. Мы продолжаем жить по ним. Более того, мы даже положили их в основу законодательства. Не убий.
— Ну, это никогда никому не мешало.
Розенберг пожал плечами и продолжил:
— Возлюби ближнего своего. Не укради. Вы же знаете эти десять заповедей.
— Знаю, конечно.
— И ваша работа, строго говоря, состоит в том, чтобы следить за исполнением Божьих заповедей. Так что не исключено, что вы задействованы в реализации общего плана в гораздо большей степени, чем вам кажется, — Розенберг дразняще улыбнулся Нильсу, и тот не мог не рассмеяться. Розенберг, конечно, талантливый и опытный собеседник, сказывается его многолетняя привычка нападать на неверующих.