— Думаю, что Новый турецкий театр нашел молодую звезду, — сказал господин Сервет, чуть не прыгая от счастья. — Есть, уважаемые, есть в этом народе что-то… Какие таланты… Только надо уметь искать!
После Пертева Турхана произошел скандал. Все тот же маленький горбун вывел из себя и развеселил уставших от чрезмерной серьезности членов приемной комиссии. Он, проигнорировав очередь, как-то пробрался за дверь, ведущую в сад. А чтобы его не поймали, бегал по саду. Отделавшись от преследователей, он, тяжело дыша, подошел к столу и сделал перед господином Серветом реверанс, согнувшись при этом в два раза, словно было мало того, что он карлик. В освещенном солнечным светом саду я смог разглядеть его получше. Узкий лоб, близко посаженные глаза, маленькие уши, похожие на две деревянные ложки, выступающая челюсть, доходящая, когда он говорил, до самых ушей. Он был в пиджаке и очень походил на обезьяну, надевшую жакет, рукава которого доходили до самых колен. Не дожидаясь, когда ему что-то скажут, он вытащил из кожаного мешочка, который держал в руках, какие-то бумаги и выложил их перед господином Серветом. Там говорилось, что он выступал с труппой бродячих актеров и работал очень хорошо. Среди этих бумаг обнаружилось одно волнующее свидетельство, в котором говорилось о том, что «это алмаз и для любой труппы редкостное счастье». Но горбуну этого было мало, и он сам написал для себя еще несколько свидетельств.
Господин Сервет проявил настоящее благородство. Он в противоположность некоторым членам комиссии, которые надсмехались над горбуном, уважительно, мягко, с добродушной печалью в голосе произнес:
— Сынок, очень хорошо, даже прекрасно. Однако это не труппа бродячих артистов.
Он произнес еще много подобного рода утешительных вещей. Однако горбун не хотел понимать и продолжал рассказывать о том, что он очень способный и умеет делать прекрасные пародии.
— Ну что вам стоит, испробуйте меня, — умолял он.
В конце концов он вытащил самый сильный, как ему казалось, козырь.
— Можете мне не платить, я кое-как проживу, — сказал он.
Азми встал с места и, вытянув руку в сторону двери, скомандовал:
— А ну быстро пошел отсюда!
Его жест и голос оказались настолько устрашающими, что даже члены комиссии испугались. Однако он не думал никого стращать, просто хотел прекратить эту пытку, потому что знал, что не выдержит, если горбуна, взяв за шиворот, выбросят за дверь.
После этого вынужденного перерыва, после формальных вопросов отсеялось еще несколько молодых людей. И появилась новая звезда, но на этот раз в женском воплощении. Ее ходжа заприметил, еще когда она проходила под каштанами.
— Кажется, и примадонну нашли! — не выдержав, сказал он господину Сервету.
Вблизи девушка оказалась намного красивее. Формальная часть экзамена для нее длилась намного дольше, чем для других. Она была уверена в себе. Говорила очень хорошо. Ходжа часто снимал и протирал очки, а когда девушка направилась в сторону сцены, он спросил:
— Разве есть в этом необходимость? Разрешите, пусть читает прямо здесь!
Потом вскочил на ноги, словно они у него от долгого сидения онемели и, тяжело ступая, поднялся на середину сцены и оттуда наблюдал за ее выступлением.
Отрывок, который читала девушка из «Совы», был совсем неплох. Однако всего только одно замечание газетного критика испортило все дело и погубило девушку.
— Да, надо признать, совсем даже неплоха, — произнес он. — Однако у нее желтый билет, она обычная проститутка!
Нос господина Сервета, который до этого, от радости покраснев, распустился, как цветок, как-то сразу сник и побелел…
— Не говорите так, ради Аллаха, — произнес он, заикаясь. — Что, на самом деле работает по желтому билету? Ну, тогда нам не стоит понапрасну терять время!
Газетный критик сто раз пожалел о сказанном, однако в журналистике не принято отказываться от своих слов. Поэтому он выложил все доказательства относительно профессии девушки вплоть до последнего места ее работы.
Господин Сервет посмотрел на каждого из нас, словно ища поддержки. Однако лица у нас были насуплены. Учитель, который за время ее выступления без остановки что-то записывал, положил ручку на стол.
— В таком случае давайте не будем терять время. Не так ли, господа? — произнес он.
Тогда господин Сервет, повернув голову в сторону девушки, произнес:
— Да, театр — это школа благовоспитанности…
Ничего не подозревающий ходжа, словно на церемонии бракосочетания, стал подводить девушку, закончившую читать отрывок, к столу. Однако она сразу догадалась о том, чего не смог понять он, словно почувствовала по вибрации воздуха, и выражение ее лица сразу изменилось. Остановившись у стола, она сделала вид, что собирается опять сесть на стул, однако взяла сумку и, не отвечая на слова благодарности господина Сервета, направилась к выходу.