Я стону и выгибаю спину, тяну руки в поисках чего-нибудь, за что можно подержаться, но нахожу лишь покрывало. Я комкаю ткань в кулаках, когда он снова начинает двигаться во мне.
Горячие глаза Трэвиса в искусственном освещении кажутся серыми, и его взгляд блуждает по всему моему телу. По моему влажному лицу. По моим голым грудям, подпрыгивающим от его толчков. По моему животу. По моим разведенным бедрам. По месту, где соединяются наши тела, где он входит и выходит из меня.
Ему явно нравится все, что он видит. Выражение его лица собственническое. Почти первобытное.
— Ты хочешь снова жестко? — хрипит он.
— Да! — я беспомощно мотаю головой, когда во мне начинает нарастать очередной оргазм. — О да. Пожалуйста. Мне нужно очень жестко.
Он набирает скорость и силу до такой степени, что с каждым толчком отталкивает мое тело назад. Его хватка на моих бедрах беспощадна, мои груди, ноги и косы подпрыгивают от его движений.
Я кончаю, сама того не ожидаю, и на сей раз никак нельзя приглушить громкость. Я рыдаю и рыдаю, умоляя его не останавливаться.
Он продолжает трахать меня, пока наслаждение не становится настолько интенсивным, что меня это пугает.
— Хватит, — наконец, ахаю я. — Трэвис. Я больше не…
Он сразу же замедляется и перестает совершать толчки. Лишь слегка перекатывает бедрами.
— Ты в порядке?
Слезы катятся по моему лицу.
— Да. Да. Просто так хорошо, что я уже не могла это выносить, — я улыбаюсь, чтобы он видел — я правда в порядке.
Он улыбается в ответ, и пот стекает по его лицу.
— Мне нужна минутка, чтобы кончить. Хочешь, чтобы я вышел прямо сейчас?
Я качаю головой.
— Нет, когда ты будешь готов.
Он снова начинает двигаться, но не так рьяно, как раньше. Его глаза не отрываются от меня, пока он подводит себя к оргазму и до конца удерживает мой взгляд.
Его хриплые вздохи сменяются сдавленными звуками, а потом он выходит из меня, и его лицо искажается. Он все еще смотрит мне в глаза, сжимая себя в момент оргазма и кончая мне на живот.
По какой-то причине наш зрительный контакт не менее интенсивный, чем мои оргазмы.
Даже интенсивнее.
У меня в горле стоит ком, а глаза щиплет от слез, когда Трэвис испускает протяжный низкий стон и падает на меня.
Обычно он так не делает. Обычно он ложится рядом со мной. Но на сей раз он падает на меня сверху, и я обвиваю его руками. Его сперма теперь размазана по нашим животам, но нам обоим наплевать.
Он тяжело дышит в изгиб моей шеи. Его тело горячее и тяжелое.
Спустя пару минут он поднимает голову и смотрит на мое лицо.
— Ты в порядке?
— Да. Мне хорошо. Очень хорошо.
— Я был не слишком груб, нет?
— Нет. Ровно столько грубости, сколько мне хотелось.
— Ты сказала мне остановиться.
— Да, но не потому, что ты был слишком груб. А потому, что если бы я кончила еще раз, я могла бы попросту потерять сознание или умереть от удовольствия.
Он усмехается, черты его лица расслабляется.
— Тогда хорошо.
— Да. Даже лучше, чем хорошо.
— Ты бы сказала мне, если бы я был слишком груб, верно?
Мое сердце сжимается от робкого вопроса в его глазах.
— Да. Я бы сказала тебе, Трэвис. Я же сама просила жестко. Если я правильно припоминаю, я умоляла об этом.
— Да. Наверное. Просто убеждаюсь. Хочу быть уверенным, что хорошо с тобой обращаюсь.
Я поглаживаю его щеки обеими руками.
— Трэвис, ты хорошо со мной обращаешься. Ты всегда хорошо со мной обращаешься. Я никогда не встречала кого-нибудь, кто обращался бы со мной лучше.
— Хорошо, — он делает паузу. Затем бормочет: — Взаимно.
Я неуверенно улыбаюсь ему в ответ, когда он наклоняет свое лицо к моему. Мое сердце замирает, как всегда, когда мне кажется, что он может поцеловать меня, но он этого не делает.
Вместо этого он утыкается носом в мое горло, прижимаясь мягким поцелуем к точке, где бьется пульс.
Это кажется неожиданно нежным, и я обвиваю его руками, обнимая.
Теперь его тело стало более мягким. Не таким обжигающе горячим.
Мы еще несколько минут лежим, прижавшись друг к другу, пока я не спрашиваю:
— Ты не навредил своей лодыжке из-за всей этой активности, нет?
— Нет. Все просто прекрасно, — он глубоко выдыхает. Я чувствую, как воздух покидает его легкие.
Я сглатываю. Мои руки слегка поглаживали его спину, но теперь замирают.
— Да.
— Наверное, нам следует уехать завтра.
У меня сводит живот, хотя я знаю, что это правильно. Мы должны это сделать. Возможно, человеческая натура снова сводится к тому, что каждый сам за себя в погоне за выживанием, но оставаться здесь, пока всем нашим близким грозит опасность — это попросту невыносимо и эгоистично.