Выбрать главу

- Чего-то не хватает, - сказал полковник, ослабляя узел галстука и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.

Забродов присел на краешек стола и невесело усмехнулся.

- Двух вещей, - сказал он. - Мещерякова и бутылки.

- О! - сказал Сорокин. - Точно! Смотри-ка, а я не сообразил. Просто чувствую, что вроде бы какой-то некомплект... Ну, это не беда. Мещеряков поправится - тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, а бутылку можно раздобыть.

- Фиг тебе, а не бутылку, - сказал Иларион. - Некогда мне с тобой пьянствовать. Я завтра улетаю, дел невпроворот, а он - бутылку...

- И то правда, - согласился полковник. - Ладно, не стану тебя мучить. Есть один субъект...

Он открыл лежавший у него на коленях портфель и извлек из него белую картонную папку с надписью "Надзорное производство". Папка была тощая и имела потертый, сиротливый вид. Иларион открыл ее и первым делом наткнулся на фотографию короткостриженого человека лет тридцати. Лицо у этого типа было широкое и прямоугольное, с коротким носом и тяжелой нижней челюстью. Маленькие бесцветные глаза торчали из глубоких темных глазниц, как два острых камешка из глины, тонкие губы были плотно сжаты, и к ним от крыльев носа тянулись две глубокие жесткие складки. Короткий белый шрам, просвечивавший сквозь жесткий ежик волос над низким лбом, довершал этот портрет.

- Ну и рожа, - сказал Иларион.

- Рожа как рожа, - возразил Сорокин. - На свою посмотри. Рожа, она, брат, от природы, ее не выбирают, а вот биография - дело другое.

- Мельник Андрей Валентинович, - вслух прочитал Иларион сделанную от руки надпись на верхней крышке папки. - Ну и какая же у нас биография?

- В прошлом - офицер-десантник, - сказал Сорокин. - Окончил Рязанское училище ВДВ, в первую чеченскую кампанию командовал взводом. Старший лейтенант. Во время штурма Грозного был ранен, в бессознательном состоянии попал в плен. В плену находился полтора года, потом бежал...

- Или сказал, что бежал, - вставил Иларион, задумчиво разглядывая фотографию старшего лейтенанта Мельника.

- В то время оснований сомневаться не было, - откликнулся Сорокин. Да их и сейчас нет. Бежал, откупился, сами отпустили - теперь этого не проверишь. Да это нас, по сути дела, и не касается. Но вот в феврале прошлого года нашего Мельника задержали по подозрению в двойном убийстве. Из армии он к этому времени уже ушел, работал экспедитором в одной заграничной фирме... Знаешь, в какой?

- "Набуки фильм", - сказал Иларион сквозь зубы, чиркая зажигалкой в безуспешных попытках прикурить сигарету. Зажигалка так и не сработала, и Забродов раздраженно сунул сигарету за ухо.

- Догадливый, - похвалил его Сорокин. - Совершенно верно, "Набуки фильм". Развозил товар по точкам - пленки там, реактивы, аппараты всякие... Они - в смысле, "Набуки" - у нас тогда только начинали раскручиваться. Ну ты знаешь, как это бывает: чтобы получить прибыль, надо поначалу хорошенько выложиться. Заниженные цены на услуги, завышенные зарплаты персоналу... Словом, после лейтенантских копеек - целое состояние. Водка, девки, кореша по всей Москве... Женился, можно сказать, по пьяному делу, черт знает на ком, а она возьми и спутайся с его приятелем. Встречались эти голубки у приятеля на даче, и вот в одну прекрасную ночь дача сгорела дотла. На пепелище нашли два трупа - сам понимаешь чьи. Обгорели оба порядочно, но все-таки не до костей, так что экспертизу провести удалось. Оказалось, что смерть наступила в результате удушения и перелома гортани. Предположительно стальной проволокой или чем-то в этом роде. Почерк, само собой, один и тот же. А Мельник накануне как раз узнал, что у него рога, как у оленя, и до двух часов ночи гонял свою супругу по всему подъезду. Орал, грозился убить... В общем, соседям пришлось милицию вызвать. История вроде ясная, но, когда начали этого Мельника раскручивать, оказалось, что у него железное алиби. Три человека заявили, что в ту ночь Мельник вместе с ними сидел в кабаке и никуда не отлучался. Персонал ресторана этого не подтвердил, но и не опроверг - мало ли, кто там у них пьянствует от заката до рассвета. Алиби это было шито белыми нитками, но свидетели стояли насмерть, и Мельника пришлось отпустить. Вот такая петрушка, Забродов.

- Все совпадает, - сказал Иларион. - И "Набуки фильм", и удавка... Готовый клиент для СИЗО, бери и сажай.

- Угу, - кивнул Сорокин, - мне тоже так показалось. Я, как только узнал, что тот парень, который Мещерякова подстрелил, работал в "Набуки", сразу же вспомнил про Мельника.

- И что?..

- Да ничего. Мельник в это время был на работе. Конечно, его работа предполагает перемещения по всему городу, но киллер был задушен довольно далеко от обычного маршрута Мельника, а в свое расписание наш экспедитор в тот день уложился. И это, между прочим, несмотря на пробки. Теоретически, конечно, он мог это сделать, но вот доказать мы ничего не сможем.

Иларион сходил на кухню и, вернувшись, поставил перед полковником бутылку, в которой оставалось еще немного коньяку.

- Получай, - сказал он. - Заслужил. Пей, напивайся.

- А ты? - с подозрением спросил Сорокин.

- А я - пас. Я за рулем, и вообще... Короче, ты пей, а я погляжу. Только недолго, я тороплюсь.

- Да пошел ты, - обиделся Сорокин. - Что я тебе, алкоголик? Или стукач конченый, который за рюмку работает?

- Так уж и за рюмку, - ухмыльнулся Иларион. - Тут с полстакана будет, а может, и больше.

- Папку я заберу, - сухо сказал Сорокин, вставая. - Я ее должен вернуть на место до начала рабочего дня.

- Посмотрите на этого человека, - сказал Иларион, обращаясь к невидимой аудитории. - Полюбуйтесь на него! Не так давно он обзывал меня психом. Вглядитесь в его лицо и скажите: кто из нас псих?

Говоря это, он достал из нижнего ящика стола две коньячные рюмки и поставил их рядом с бутылкой. Сорокин сел, все еще немного хмурясь.

- Кто, кто... - проворчал он. - Конечно ты! Самый настоящий психованный псих. Знаешь, я уже жалею, что пошел у тебя на поводу и навел тебя на этого Мельника. А вдруг он действительно не виноват? Вдруг его подставляют? И вообще, это может оказаться дурацким совпадением... Словом, если бы не Мещеряков, ничего бы ты от меня не узнал.

- Если бы не Мещеряков, я бы ничего и не пытался узнать, - резонно возразил Забродов, разливая по рюмкам коньяк. - Да не волнуйся ты так, полковник! Я же не маньяк. Думаешь, охота мне руки марать? Тем более по ошибке.

- Вот-вот, - сказал Сорокин, осторожно нюхая рюмку и удовлетворенно кивая. - По ошибке. Ошибки, знаешь ли, и в суде бывают, так что ты полегче все-таки...

- Тебе лучше меня известно, что такое судебные ошибки и откуда они берутся, - ответил Забродов. -'-Следствие, которому нужно поскорее спихнуть дело в суд, дурак-адвокат, равнодушный и некомпетентный судья - вот тебе и судебная ошибка. А я не буду торопиться. Я его, родимого, обо всем подробненько расспрошу...

Они выпили и закусили лимоном, который как-то незаметно оказался на столе.

- Значит, ты расспросишь, - невнятно проговорил Сорокин, старательно пережевывая лимон. - А он, значит, возьмет и все расскажет. Сам. По собственной, значит, инициативе. Ну-ну.

- Ну не сам, конечно, - согласился Иларион. - Я его очень попрошу. Ты знаешь, я умею быть убедительным.

- Увы, - вздохнул полковник Сорокин, - знаю. Хотел бы я этого не знать...

Глава 8

Рю Тахиро неторопливо прохаживался по террасе, опоясывавшей загородную резиденцию его нового работодателя, господина Набуки Синдзабуро, - человека не только великодушного, но и поистине великого, которому Рю отныне был предан душой и телом. Короткий стеганый суйкан и широкие хакама защищали от дувшего с моря пронзительного ветра гораздо хуже, чем джинсы и утепленная куртка, но Рю не роптал на судьбу, с благодарностью принимая все, что его отныне окружало. Если господину Набуки было угодно организовать жизнь в своей загородной резиденции на старинный манер - что ж, он имел на это полное право. К тому же господин Набуки, бывая здесь, и сам одевался точно так же, разве что чуть побогаче. Впервые увидев хозяина в таком облачении, Рю сразу перестал чувствовать себя ряженым. А холод... Что ж, привыкнуть к холоду было все-таки полегче, чем к тюремной камере. Рю просто не мог себе представить, как сумел бы прожить всю жизнь, не видя неба над головой, в обществе воров и убийц, для которых не было ничего святого.