— Согласен, но при одном условии, — одобрил Панаит. — Надо сказать ей правду и убедить в том, что Тибериу Пантази не кто иной, как самозванец, и что он обманул ее… — Полковник замолчал, хотя еще не довел своей мысли до конца.
— Мы сделаем все возможное, — заверил его Лучиан.
— Постой, постой! — Полковник подался вперед: — Как я сказал, добиваясь своей цели, он ее обманул. Но какую, собственно, цель преследовал Пантази? Выжидал момента, когда появится Павел Дюган? Или хотел заполучить послание Кодруца Ангелини? Или то и другое?
И хотя у Лучиана по этому вопросу уже сложилось определенное мнение, он ответил не сразу.
— Судя по всему, — начал капитан после короткой паузы, — Павел Дюган всего лишь сообщник Пантази. Он выдумал свою легенду, чтобы получить послание Кодруца Ангелини. Что бы случилось, если бы Пантази не исчез? Наверняка он ответил бы по телефону Марии Ангелини, и самозваный полковник госбезопасности завладел бы посланием Кодруца.
— То, что ты говоришь, представляется правдоподобным. Значит, мы можем сделать вывод, что Пантази знаком с делом Кодруца Ангелини. Но не менее правдоподобной выглядит и другая версия. Вот смотри! Уж не ожидал ли Пантази появления Павла Дюгана? Может, этот тип интересовал его в большей мере, чем послание Кодруца Ангелини?
Лучиан улыбнулся:
— Если бы Фрунзэ был здесь, он бы обязательно напомнил свою любимую поговорку: «Всякий раз перед нами две возможности, как в классическом анекдоте: или — или». Товарищ полковник, мне кажется, последняя версия сразу вызывает вопросы: кто такой Павел Дюган и почему ему нужно любой ценой помешать Марии Ангелини передать властям послание ее сына? Почему Тибериу Пантази — уж не знаю, который из них, — ожидал появления Павла Дюгана? И наконец, почему Пантази, подняв весь этот шум, исчез, так и не доведя задуманную операцию до конца?
— Ты прав. Целый лес вопросов, — озабоченно кивнул Панаит и вскинул глаза на Лучиана, будто хотел спросить: «Как же нам справиться с этими вопросами?»
Кто-то постучал в дверь, полковник опустил карандаш в стакан и громко крикнул:
— Войдите! — а увидев Фрунзэ, изумился: — Ну и легок на помине!
Фрунзэ встал по стойке «смирно» и четко доложил о выполнении задания:
— Я проводил Марию Ангелини через парк Чишмиджиу. Она живет не одна, а вместе с семьей дочери. Поэтому мы и не нашли ее фамилии в телефонной книге. Ее зять, Григоре Албушою, работает главным бухгалтером в «Центрокопе», а дочь, Сэфтика Албушою, кассирша во Внешторгбанке… У нее есть внук Виктор. Дом был записан на ее имя, но несколько лет назад по ее желанию переписан на внука…
Фрунзэ механически достал из кармана пачку сигарет и зажигалку.
— Капитан! — напомнил ему полковник.
— Я не собирался курить, товарищ полковник. Это я так…
Панаит предложил ему сесть и, после того как Фрунзэ опустился на стул справа от него, спросил:
— О конверте говорил с ней?
— Пытался… Она лишь сказала, что берегла конверт как зеницу ока, хотя и не знает его содержания. В общем, поскольку я подчиненный «полковника Пантази», мне, как она считает, известны некоторые детали, и поэтому я предпочитал не задавать неосторожных вопросов.
— Правильно сделал, — похвалил его шеф и, видимо, в качестве вознаграждения протянул послание Кодруца Ангелини: — Давай читай вслух!
Фрунзэ бросил вопрошающий взгляд на Лучиана, и тот по-приятельски подмигнул ему. Фрунзэ начал читать, и по мере чтения его твердый голос звучал все более неуверенно. Когда он дошел до конца, глаза его расширились, и он наивно, почти по-детски спросил:
— Господи, неужели это правда?
— Кто знает! — то ли грустно, то ли раздумчиво ответил Панаит. — Июль сорок четвертого года! Мертвый говорит с нами спустя два десятилетия после гибели… Более того, называет нас коллегами. Разве могли мы подумать двадцать лет назад, что история облечет нас такой высокой ответственностью? — Потом резко, будто желая освободиться от прицепившейся к нему меланхолии, вернул разговор в прежнее русло: — Я согласен, что завтра же необходимо раскрыть Марии Ангелини настоящее лицо «полковника госбезопасности Пантази». И раз она заявила, что не знает содержания послания, надо познакомить ее с ним.
Фрунзэ не без волнения вспомнил:
— Она призналась, что только последнее желание сына, о котором говорилось в послании, и удерживало ее в жизни.
— Считаю, что это ее право — узнать о содержании послания, — повторил Панаит. — И еще одна деталь: не исключено, что нам придется заниматься пересмотром дела Кодруца Ангелини, и поэтому понадобится заявление от семьи. Что еще предлагаете?