Ответил Лучиан:
— Эту женщину подстерегает смертельная опасность. Еще двадцать лет назад она вступила в рискованную игру. А теперь, когда тучи над ее головой сгустились, нам следует взять ее под защиту, и как можно быстрее.
— Думаю, эта мера абсолютно необходима, товарищ полковник, — поддержал друга Фрунзэ. — За домом Марии Ангелини установить наблюдение очень легко. Дом находится в парке, и в их дворе никто больше не живет…
— Именно на этом надо сосредоточить сейчас все внимание. Послезавтрашний посетитель не должен ускользнуть от нас.
Дверь кабинета неожиданно открылась, и вошедший дежурный офицер доложил полковнику, что из фотолаборатории принесли пакет.
— Очень хорошо!
Офицер положил пакет на стол и вышел из кабинета.
— Вот как выглядел господин Тибериу Пантази в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. — Полковник развернул веером пять фотографий, потом собрал их вместе и протянул по одной своим сотрудникам.
Рассматривая фотографию, Лучиан заметил, что облик Пантази с тех пор мало изменился. Фрунзэ, сопоставив полученную от полковника фотографию с другой, присланной из паспортного стола, заявил:
— Я согласен с капитаном Визиру.
— Вы покажете фотографии Марии Ангелини, — продолжил полковник. — Пусть подтвердит, что имела дело именно с этим человеком.
— А я сегодня же вечером, — вызвался Фрунзэ, — попытаюсь встретиться с Марчелой Вишояну. Она должна вернуться из рейса…
— Значит, задачи ясны? Я сегодня домой не поеду, останусь здесь. Так что, если что-нибудь понадобится, вы знаете, где меня найти. — Полковник встал, вложил послание Кодруца Ангелини и фотографии Пантази в дело и попрощался: — До завтра.
ДНЕВНИК МАРИИ АНГЕЛИНИ
В соседней комнате тикали настенные часы. Поглядывая незаметно на циферблат своих наручных, Лучиан ждал, что через секунду-другую, то есть когда минутная стрелка дойдет до цифры шесть, раздадутся гулкие, напоминающие звук гонга удары.
— Благодарю вас, — тихо проговорила Мария Ангелини. — Я верила в честность моего сына, хотя… Я счастлива, что могу закрыть глаза со спокойной душой.
И вот в тишине гостиной раздался бой часов. Некоторое время звуки плыли в воздухе, ударяясь о стены и мебель. Лучиан слушал их с какой-то детской восторженностью.
— Извините, я хотела бы еще раз посмотреть на фотографию, — сказала Мария Ангелини.
Лучиан протянул ей фотографию, и она, как и в первый раз, стала рассматривать ее с нескрываемым интересом.
— Нет-нет, это не он, я не могу ошибиться. Человек, выдавший себя за полковника госбезопасности, был лет шестидесяти, с белыми редкими волосами, мелкими чертами лица. Никакого сходства с этой фотографией…
«Еще один, — помрачнел Лучиан. — Кто такой? Выдал себя за Пантази, но не Пантази, ведь бывший шпион, каким я видел его в воскресенье вечером, слишком стар, чтобы его можно было принять за кадрового офицера. Значит, он не Пантази, но назвал его номер телефона. И это в то время, как старый шпион жил у супругов Монолиу под другим именем. Чтобы мне провалиться на этом месте, если я что-нибудь понимаю!»
— Пять дней назад…
Черное платье, абсолютно седые, собранные сзади в пучок волосы еще больше подчеркивали бледность Марии; Ангелини. Она стоически перенесла все, что узнала из послания сына, расстрелянного в 1944 году за измену родине.
— Он предъявил какой-нибудь документ?
— Показал какую-то картонку, но, честно говоря, я не придала этому значения.
— Что он хотел от вас?
— Он меня предупредил, что госбезопасности известно последнее желание Кодруца и что в один из дней, когда исполнится двадцать лет после смерти Кодруца, ко мне придет человек, который от имени друзей моего сына попросит меня не передавать конверт властям, а уничтожить его… Потом он просил, чтобы я нашла предлог оттянуть время и сразу же позвонить ему, что я, как вы знаете, и сделала. Завтра, во второй половине дня, Павел Дюган придет за конвертом. Как мне быть дальше, не знаю.
— Не беспокойтесь. Мы не оставим вас одну. Завтра мы будем вместе с вами.
— Да я не боюсь, — будто нехотя, по обязанности улыбнулась женщина. Когда она заговорила вновь, в ее голосе звучало недоверие и даже обида: — Неужели вы никогда не слышали о процессе Кодруца Ангелини? Как это возможно? И о группе «Про патрия» не слышали? — Слова «Про патрия» она произносила очень осторожно, словно боялась допустить ошибку.
— Пока нам известно только то, о чем написано в завещании, если можно так назвать послание вашего сына.