— «Я решила записывать в эту тетрадь все, что произошло и происходит в связи с трагической смертью Кодруца. Сегодня, через семь дней после похорон, я получила письмо. Меня пригласили в трибунал, в кабинет военного прокурора майора Протопопеску. Меня предупредили, чтобы я пришла одна, без сопровождающих. Я посоветовалась с адвокатом Камилом Леордяну, как мне следует поступить. По его мнению, надо сделать так, как от меня требуют. Прокурор, приблизительно моих лет, сказал мне прямо: «Госпожа, по законам страны и по должности мне пришлось присутствовать при казни вашего сына. Что я могу сказать матери, сердце которой разрывается от боли? Слова здесь излишни… Вот, госпожа, письмо, в котором, по всей видимости, содержится последнее желание Кодруца Ангелини».
Его почерк я узнала сразу. Письмо было адресовано мне. Я хотела вскрыть конверт там же, при прокуроре, но он меня остановил и посоветовал распечатать его дома. Мы были в кабинете одни, и я спросила: «Господин прокурор, вы убеждены в том, что мой сын предал родину?» Он мне объяснил, что не был членом трибунала и не знакомился с материалами дела, и порекомендовал через некоторое время попытаться поговорить с председателем трибунала господином полковником Бэлтэцяну».
Полковник прервал Лучиана:
— До сих пор нам встретились три фамилии. Капитан Фрунзэ, вы записали их?
— Да, товарищ полковник. Адвокат Камил Леордяну, майор Владимир Протопопеску, военный прокурор полковник Бэлтэцяну.
— «Затем, — продолжал чтение Лучиан, — мне сказали, что осужденный Кодруц Ангелини мужественно встретил смерть. «Почему тело сына мне передали в закрытом гробу? — спросила я его. — Это и не по-христиански, и незаконно». Ему, видно, стало жаль меня, и он хотел прекратить нашу беседу, но я попросила не щадить меня, умоляла сказать всю правду. «Ваш сын попросил нас сделать именно так… Он не хотел, чтобы вы увидели его раны».
Фрунзэ вдруг поднял руку.
— Что ты хочешь сказать, капитан? — подбодрил его полковник.
— Дело слушалось при закрытых дверях. Семье передали закрытый гроб. Возможно, и материалы дела уничтожены, — высказал свое соображение Фрунзэ.
— Понимаю, куда ты клонишь. Все же, по-моему, пока рано проводить какие-либо параллели, — заключил полковник.
— Я лично считаю нормальным, — высказал свою точку зрения Лучиан, — желание Кодруца Ангелини, чтобы его тело было передано семье в закрытом гробу.
— И я так считаю. Даже постороннему не очень-то приятно видеть изрешеченное пулями тело, тем более матери, — согласился Панаит и подал знак Лучиану читать дальше.
— «Передо мной был человек, который присутствовал при казни и видел Кодруца в последние мгновения его жизни. У меня не хватило сил подняться и уйти. Я спросила, где и в каком часу расстреляли Кодруца. Так я узнала, что казнь состоялась в тюрьме Жилава на рассвете, четверть шестого. «Ему дали причаститься?» — спросила я. «Присутствие на месте казни священнослужителя обязательно по закону, — пояснил он мне. — На месте казни был военный священник Софроние Пенеля».
Фрунзэ поспешил записать и это имя.
— «Дома я вскрыла конверт и прочла несколько прощальных строчек от Кодруца. Увидела я и второй, запечатанный конверт, на котором было написано…» Следует знакомый нам текст, — пояснил Лучиан, — я его опускаю. «…Прошло десять дней со дня похорон. Стоял ясный, солнечный день. Я вспомнила, что Кодруц и родился в такой же день. Меня огорчило, что в день его похорон на кладбище Беллу собрались только члены семьи и лишь один знакомый Кодруца по лицею — Жак Попа. Каким образом и от кого он узнал о похоронах? Ведь власти запретили нам давать объявление в газете. А потом, Жак никогда не был близким другом Кодруца, я даже не слышала, чтобы сын когда-нибудь произносил его имя. Но печаль Жака была искренней. А где же друзья Кодруца? И были ли у него настоящие друзья? Что я знала о жизни Кодруца в последние годы? Почти ничего. Разве только то, что его любовницей была Норма Тейлор. Мерзавка! После того как из-за ее показаний Кодруца приговорили к смерти, у нее хватило совести послать на могилу венок из красных гвоздик с белой лентой: «От любимой, которая тебя никогда не забудет. Н. Т.»
Фрунзэ тихо, как будто боясь нарушить воцарившуюся в кабинете тягостную тишину, проговорил:
— Как бы там ни было, но Норма Тейлор хоть таким образом присутствовала на похоронах.
— Конечно! — откликнулся Панаит с возмущением и заключил: — Ей надо было довести до конца «дело»…
Фрунзэ глубоко вздохнул. Полковник поинтересовался, что его гнетет.