— Что ты хочешь этим сказать? — прервал его Панаит.
— Я хочу спросить: Кодруц Ангелини жив или мертв? Из дневниковых записей Марии Ангелини можно с уверенностью сделать вывод, что процесс Кодруца Ангелини был не чем иным, как инсценировкой. — Глаза Фрунзэ горели. Будто прокурор, зачитывающий обвинительное заключение, он вытянул руку, указал на лежавшее перед полковником раскрытое дело и безапелляционным тоном закончил: — Но что-то у авторов инсценировки не получилось. Не нам, народной власти, было адресовано завещание. И вот теперь благодаря этому завещанию мы можем раскрыть план, который был задуман в далеком прошлом, чтобы стать реальностью в настоящем. Для того чтобы убедиться, что дело обстоит именно так, предлагаю потребовать проведения эксгумации. Я уверен, что мы обнаружим в гробу кирпичи! — У Фрунзэ по-прежнему было сердитое лицо. Он вспотел и шарил в карманах, отыскивая платок.
Лучиана разбирал смех, но, сознавая серьезность момента, он сдерживался.
— Ты прав, капитан Фрунзэ, все события подводят к этому, — согласился Панаит, и Фрунзэ тут же просветлел, лицо его приобрело обычное веселое выражение. — Мы запросим у прокуратуры разрешение на эксгумацию.
— Я убежден, что Ангелини жив, — настаивал Фрунзэ.
Лучиан возразил:
— Тебе не кажется, что в этом случае он дал бы о себе знать матери?
— Если бы мне были незнакомы законы разведки а контрразведки, я бы придал этому соображению первостепенное значение, — съязвил Фрунзэ. — Может статься, Кодруц Ангелини живет в Бухаресте под другим именем и законы профессии не позволяют ему переступить порог родительского дома или каким-либо образом сообщить о себе.
Панаит хлопнул в ладоши, призывая подчиненных к порядку:
— Достаточно. До предполагаемой эксгумации мы должны осуществить две операции. — Он посмотрел на часы и, довольный, продолжал: — Во-первых, сегодня же вечером вы поговорите с Чампелей и попросите его помочь нам. Он несколько суховат в общении, с капризами, но всегда готов оказать услугу нашей службе. Живет он около аэропорта Бэняса, на улице Херэстрэу, тридцать один. Во-вторых, завтра надо встретить Павла Дюгана…
— Вы считаете, что его нужно задержать?
— У вас другое мнение? — ответил Панаит вопросом на вопрос.
— М-да! Чтобы оставить его на свободе, — уступил Фрунзэ, — Мария Ангелини должна передать ему конверт. А ведь конверт вскрыт…
Панаит резко поднялся:
— Конверт? Знаете, я все время об этом думаю… Мы решим эту проблему. — Он устало улыбнулся и посмотрел на часы: — Берите вашего Василиу, и быстро: ты, Лучиан, к Чампеле, нам просто необходима его память, а ты, Фрунзэ, в аэропорт.
БЫВШИЙ АРХИВАРИУС ЧАМПЕЛЯ
Бывший архивариус Санду Чампеля жил на северной окраине Бухареста, на одной из глухих улочек, упирающихся в летное поле. Скромные домики отгораживались друг от друга небольшими садиками. Домики были собственностью работников румынского Аэрофлота, теперь вышедших на пенсию.
Пять минут назад Лучиан оставил Фрунзэ в аэропорту дожидаться стюардессу, которой снова пришлось отправиться в Париж. Он с сожалением расстался с Фрунзэ, потому что в паре с ним чувствовал себя более уверенно. Но Фрунзэ предстояло выяснить очень важный вопрос: является ли Пантази, запечатленный на фотографии, тем человеком, который летел рейсом Бухарест — Париж в понедельник?
— Я бы тоже не прочь под старость обзавестись таким домиком, — грустно проговорил Василиу, как бы сознавая, что мечте его никогда не суждено сбыться.
— Оставьте, Василиу, не такая уж здесь благодать, — попытался утешить его Лучиан. — Аэропорт, шум… А дальше еще хуже будет.
— Да дело не в шуме! — возразил Василиу. Потом спросил: — Где вас высадить?
— На углу. На улицу Херэстрэу въезжать не надо.
Лучиан вышел из машины и сразу почувствовал прохладное дуновение — дышать стало легче. В воздухе стоял сладкий аромат цветов, распускавшихся к вечеру. Он не спеша шел по узенькой улочке, предоставленной в полное распоряжение мальчишек. На воротах каждого дома красовались эмалированные таблички с номером.
Лучиану хотелось бы продлить приятную прогулку, но оказалось, что он уже дошел до дома архивариуса. Во дворе невысокий сухонький старичок переходил от одной грядки к другой с лейкой в руках. Он направлялся от ворот в глубь двора слегка согнувшись, поэтому Лучиан не мог видеть его лица. Прежде чем оторвать старичка от дела, капитан некоторое время с завистью наблюдал, с какой тщательностью и заботой он поливал каждый стебелек, затем перевел взгляд на домик с горшками герани в окнах. «Хм, — подумал Лучиан, — может, Василиу и прав?»