Фрунзэ извинился за то, что проявляет интерес к подробностям, — случай сам по себе был чрезвычайно любопытный, — и спросил:
— А чем кончилось дело с временной пропиской? Признала она, что нарушила закон?
— Так она не настолько сумасшедшая, — уже более спокойно продолжал Матей Корвин. — Заплатила штраф, а когда снова приехала какая-то родственница, подала заявление в милицию немедленно…
— Итак, какой совет вы мне дадите?
— Если собираетесь с ней разговаривать, возьмите с собой кого-нибудь. Ни в коем случае не беседуйте тет-а-тет, только при свидетелях. Мало ли что ей взбредет в голову… И вот еще что, называйте ее мадемуазель Лизеттой.
В ответ Фрунзэ самоуверенно улыбнулся. «Э, со мной такие штучки не пройдут», — можно было прочитать на его лице. Он поблагодарил старшего лейтенанта и поспешно направился к машине, которая ждала его чуть поодаль от входа в ресторан. Он торопливо открыл дверцу и браво скомандовал:
— На Польскую, старина Василиу! Дом сто семьдесят четыре!
Фрунзэ прикурил сигарету и, довольный, развалился на заднем сиденье. В зеркале шофера то появлялась, то исчезала фигура Матея Корвина. «Она здорово чокнутая, товарищ капитан…» — вспомнил Фрунзэ слова своего коллеги из милиции и улыбнулся. Когда же он в последний раз видел Лизетту Вранчу? Вспомнил! Летом сорок пятого года в спектакле под названием «Ревю мира». На афишах было написано огромными буквами: «Соперница Нормы Тейлор из «Алхамбры» Лизетта Вранча». Сколько с тех пор прошло лет? Девятнадцать! С годами имена звезд «Кэрэбуша» и сцены Влэдояну забылись. И вот надо же, теперь ему пришлось встретиться с одной из них.
«Она здорово чокнутая, товарищ капитан…» — вновь припомнились ему слова Матея Корвина. Но и на сцене она бывала часто не в себе. «Господи, она играла, как сумасшедшая, эта Лизетта!» — говорили очарованные ею поклонники. «Как удивительна жизнь! — философствовал Фрунзэ, затягиваясь сигаретой. — Двадцать пять лет назад, когда я начал приобщаться к театру, я несколько раз пытался проникнуть за кулисы «Кэрэбуша», посмотреть на нее, на «озорную Лизетту», а вот теперь — пожалуйста! Мне предстоит даже побеседовать с ней…»
— Подъезжаем, — предупредил шофер.
— К дому не приближайся…
— Ясно! — ответил Василиу, прижимаясь к тротуару.
Фрунзэ вышел из машины и пошел пешком. Улица была обсажена каштанами, и в их прохладной тени дышалось довольно легко. Фрунзэ не спешил, хотя его просто разбирало любопытство.
Артистка жила в старинном доме добротной постройки, с тяжеловесной архитектурой, со стеклянным навесом над парадным входом. Два высоких окна выходили на улицу. Маленькая, из литого чугуна, калитка оказалась открытой, и Фрунзэ беспрепятственно попал во двор. Здесь его внимание привлек старый дуб, который будто специально притулился в нескольких метрах от ступенек, ведущих на застекленную веранду. Во дворе и в доме царила странная тишина, и на всем лежала печать заброшенности и разрушения.
Фрунзэ поднялся по ступенькам и неожиданно заметил, что стекла веранды чистые. Под кнопкой звонка он обнаружил табличку с фамилией актрисы. Позвонил. Через минуту позвонил снова. Ощущение, что дом необитаем, усилилось. Он было решил, что актрисы нет дома, как вдруг, после третьего звонка, из-за двери послышался приятный звонкий голос:
— Эльвира, милочка, это ты? Одну секунду, дорогая моя, одну секунду!
Фрунзэ намеренно кашлянул. Предупрежденная таким образом, хозяйка спросила:
— Кто там?
— Я к мадемуазель Лизетте Вранче.
Но дверь не открылась. Распахнулось лишь высокое узкое оконце, и в нем в стоячих старинных кружевах, какие носили маркизы, появилось знакомое лицо, словно высеченное из мрамора, с изогнутыми дугой бровями над большими, чуть удивленными, проницательными глазами. Фрунзэ сразу узнал ее и нашел, что актриса не очень изменилась и по-прежнему красива. Он с трудом заставил себя вернуться к действительности. Рядом с Лизеттой Вранчей он мысленно представил бескровное, все испещренное морщинами и складками лицо бывшего архивариуса, но, хоть убей, не мог вообразить стоящую перед ним женщину в объятиях Чампели.
— Я — Лизетта Вранча! — Энергичный, не лишенный театральности голос свидетельствовал, что его обладательница все еще молода.