В поисках ответа Панаит взял карандаш и стал вертеть его, в то же время боясь сломать ненароком. Лучиан некоторое время следил за действиями полковника, потом, вытерев пот с лица мятым носовым платком, заговорил:
— Конечно, воспоминания журналиста не лишены интереса. Они подтверждают достоверность дневниковых записей Марии Ангелини, что для нас при отсутствии архивных данных очень важно. Отсюда возникает вопрос, который, как я предполагаю, вас волнует: кто тот мужчина, с которым Норма Тейлор приезжала в Румынию?
Панаит утвердительно кивнул, одобряя тем самым выбранный Лучианом путь рассуждений.
— Уж не скрывался ли под именем Вирджила Обретина Кодруц Ангелини? Товарищ полковник… — Капитан неожиданно повысил голос, и это заставило Панаита поднять голову и с напряженным вниманием взглянуть на него. — Товарищ полковник, теперь, после того как Чампеля в качестве источника информации для нас потерян, надо как можно быстрее браться за проблему, решение которой все-таки зависит от нас…
— Это за какую же?
— Эксгумация… — Лучиан замолчал: хотел послушать, что скажет начальник, который в задумчивости играл карандашом.
— Внимание Пантази из Бухареста к семье Ангелини, — заговорил после паузы Панаит, — подозрительная смерть Чампели показывают, что, хотя прошло два десятилетия с момента судебного процесса над Кодруцем Ангелини, интерес к этому делу не иссяк. Надо быть готовыми к новым сюрпризам. Кто-то встревожился… Одну пешку, о ценности которой мы пока не знаем, вывели из игры… Я имею в виду Чампелю. Покончил самоубийством? Или его убрали? И этого пока не знаем… Знаем только, что бывший архивариус скончался после того, как мы попросили его поддержки в деле Ангелини…
— Вечером, после того как я ушел, — перебил его Лучиан, — Чампеля оделся и отправился в город. Зашел к генералу в отставке Пашкану, забежал к Лизетте Вранче… С кем из них он поделился своими новостями?
Полковник почему-то ухмыльнулся, и это очень расстроило Лучиана.
— Ишь какой хитрец! А я уж было подумал, будто ты уходишь от вопросов, которые множатся, как грибы после дождя…
— Через два-три часа мы узнаем результаты судебно-медицинской экспертизы.
— Очень хорошо, но экспертиза не даст нам ответа на вопрос, покончил ли Чампеля жизнь самоубийством или был выведен из игры. Не знаем мы пока, навещал ли он какое-нибудь третье лицо, кроме генерала Пашкану и Лизетты Вранчи.
В дверь постучали. На пороге появился дежурный офицер и попросил у полковника Панаита разрешения обратиться к капитану Визиру. Полковник кивнул.
— Вас просит к телефону гражданка Ангелини… по очень срочному делу. Из вашего кабинета я попросил ее перезвонить сюда.
— Соедини! — приказал полковник.
Офицер ловко повернулся налево кругом и вышел. Панаит показал Лучиану аппарат, по которому предстояло говорить.
— Алло! У телефона капитан Визиру! Целую ручку!
Послышался сдавленный голос старой женщины.
— Господин Визиру! Господин Визиру! — простонала она.
Тяжелею дыхание Марии Ангелини вызвало у Лучиана тревогу, и он поторопился спросить:
— Что-нибудь случилось?
Уловив беспокойство подчиненного, Панаит поднял трубку параллельного аппарата. Голос женщины, как ему показалось, был испуганным.
— Несколько минут назад, — говорила Мария Ангелини, едва переводя дух, — какой-то незнакомец попросил меня к телефону. — Она задохнулась и замолчала.
— Хотите, я к вам приеду? — спросил Лучиан.
— Нет-нет! — возразила она.
— Что вам сказал этот незнакомец?
— Всего несколько слов… О господи, о господи! — запричитала старая дама. — Страшные слова сказал он мне: «Вы предали своего сына Кодруца. Вы не должны были отдавать конверт коммунистическим властям…» — Мария Ангелини зарыдала.
После некоторого молчания Лучиан снова спросил:
— А еще он что-нибудь сказал?
Мария Ангелини сделала над собой усилие и продолжала:
— Еще он сказал: «Кодруц жив… Но теперь, как только коммунисты нападут на его след… он умрет». Вот и все. Я не успела и слова вымолвить, как он повесил трубку.
Встревоженный состоянием женщины, Лучиан заявил:
— Я немедленно еду к вам… на машине и…
Панаит кивнул, одобряя его решение.
— Нет! Не надо, прошу вас! Не стоит…
— Но вам же плохо! — настаивал Лучиан.
— Что правда, то правда, но я не одна… Дома моя дочь. Это все, что я вам хотела сказать. Всего доброго!
Лучиан не успел поблагодарить: в трубке послышался щелчок. Он продолжал стоять, глядя на аппарат. В наступившей тишине вдруг прозвучали слова: «Бедная женщина!» — и он поднял глаза на полковника.