— Господин Чампеля ничего вам не сказал? — В ее голосе впервые прозвучала неуверенность.
— Нет, кое-что он мне говорил, — грешил против истины Фрунзэ.
Вдруг он заметил в углу черного пухлого кота. Кот лениво потянулся во всю свою огромную длину, потом собрался, как пружина, и проскользнул сквозь приоткрытую дверь в прихожую. Фрунзэ снова почувствовал отвратительный, вызывающий тошноту запах. «Господи, поскорее бы отсюда уйти!»
— Вы хотели поговорить с господином генералом Пашкану? — Теперь она будто даже немного сочувствовала гостю, и это сочувствие ощущалось в голосе. — Господин генерал нездоров… Господин генерал был контужен во время бомбардировки Бухареста американцами… С тех пор я ухаживаю за ним. — Она внезапно замолчала, растроганная только что сказанным. — У него нет никого, кроме меня. Я не знаю, как вы сможете договориться с господином генералом… Приготовить вам кофе? — переключилась она неожиданно. — Господину Чампеле очень нравилось, как я варю кофе. Вчера вечером я ему подала чашечку. Он выпил ее с коньяком… — Казалось, она была чрезвычайно рада, что появился человек, с которым можно перекинуться словом.
— Господин Чампеля и господин генерал понимали друг друга?
— О, они давно знают друг друга и очень хорошо понимают! Господин Чампеля знает, что отец болен, и никогда ему не возражает. И вы ему не противоречьте.
Фрунзэ вскочил со стула, подняв, конечно, вокруг себя клубы пыли, и выпалил:
— Прошу доложить обо мне господину генералу! — Он чихнул раз, потом другой.
Дверь неожиданно раскрылась, на пороге появился генерал, беспокойно огляделся и рявкнул:
— Севастица, интуиция мне подсказывает, что в наш бункер проник чужак! — Он увидел Фрунзэ и замер.
Севастица медленно поднялась и обратилась к отцу с покоряющей добротой в голосе:
— Папа, господин Чампеля прислал к нам своего знакомого.
— А! — воскликнул генерал, словно вспомнив о чем-то. Смерив Фрунзэ взглядом с головы до пят, он пророкотал приятным баритоном: — За мной!
Мадемуазель Пашкану улыбнулась Фрунзэ, подбадривая взглядом: «Смелее! Он воспринимает вас… Вы ему симпатичны…»
Генерал был высок, мертвенно бледен, в старой форме еще времен короля, с полным иконостасом наград на груди. Фрунзэ с трудом овладел собой — так смутило его внезапное появление генерала, потом подошел к двери и перешагнул порог кабинета. Там горел электрический свет, а единственное окно было плотно закрыто портьерой. На стене висела огромная карта Европы, утыканная в зоне Ла-Манша белыми и красными флажками. Генерал уселся за письменный стол, спиной к Фрунзэ, и мрачно спросил его:
— Какое у тебя звание?
— Капитан! — ответил Фрунзэ, рассматривая затылок с тонкими как пух серебристыми волосами.
— Говоришь по-английски?
— Нет!
— По-французски?
— Нет!
Генерал снова зарокотал, даже не взглянув на собеседника:
— Тогда как же ты хочешь высадиться на остров, не зная языка Черчилля? Я же просил Чампелю подбирать мне хороших агентов, с опытом, образованных… — Вдруг он стал жаловаться: — Мне не с кем, капитан, осуществить вторжение! Посмотри на карту… Разработка операции закончена. Войска стоят друг против друга… Приказ, только приказ — и остров полетит ко всем чертям! Капитан!
— Слушаю вас, господин генерал! — изобразил предельное послушание Фрунзэ.
— Немедленно покинь бункер! И смотри, чтобы тебя не заметила контрразведка врага. Ты доберешься до порта Плимут и будешь следить за передвижением королевского флота Британии! Понял? Если мы уничтожим английский флот, островитяне будут у нас в кармане. Понял?
— Понял!
— Знаешь шифр?
— Знаю.
— С богом, капитан!
Фрунзэ понял, что разговор закончен. Он еще раз оглядел кабинет сумасшедшего генерала и вышел. Генерал остался сидеть в кресле, устремив неподвижный взгляд на карту, туда, где разноцветными флажками была обозначена операция по вторжению в Англию.
Мадемуазель Пашкану ждала Фрунзэ, беспокоясь за последствия визита. И потому, увидев «посланника» Чампели, она просияла и проговорила извиняющимся топом:
— Болен, бедняга! Знаете, контузия… У него идея фикс — вторжение в Англию!
Фрунзэ окончательно запарился: рубашка от пота прилипла к спине. Он молча направился к выходу. Ему хотелось как можно быстрее выбраться из душного, пропитанного пылью «бункера» на свежий воздух. В прихожей он чуть было не наступил на кота.
Оказавшись на улице, Фрунзэ с облегчением посмотрел на небо и возрадовался тому, что он живет под этим бесконечно глубоким, лазоревым куполом, а не в мрачном обиталище генерала. Отойдя на несколько шагов, он оглянулся: мадемуазель Пашкану стояла в проеме двери, будто в раме, и крепко держалась за косяк, словно боялась упасть в пропасть. На ее бледном, уставшем от страданий лице застыла признательная улыбка.