Подстёгиваемый чувствами, мой разогнанный аналитический ум старается вовсю. К завершению, почти всё, что находилось в ящиках стола, оказывается на нём. Всё не нужное я бросаю на пол не стесняясь, но вот всё, что подошло, обрело особый смысл.
Даже два уже давно не спящих ворона, стали на время фигурами МЭД-Глосс и Даркорб.
— Кар-коар? «Мы тебе что?» — задаёт вопрос Чёрный, лежа на спине и оглядывая выросшую вокруг композицию.
— Ке-ве-кеверр? «Вещи какие-то?» — продолжает вопрос своего коллеги Белый.
— Пока что да, но не на долго, — бормочу им, в задумчивости сильно сжимая и чуть ли не выдирая свою бороду. — Значит в мире действительно знатный переполох… задействованы все. Тогда получается что… но тогда почему же…? Хммм, слишком высокая активность. Заметают следы. Прячут концы в воду. Изучают. Но почему так активно? Да, три потерянных флайтауна, это веский повод, но всё же не настолько, чтобы…
В тяжких думах взгляд мой натыкается на ту часть стола, которая некогда горела и, словно гром среди ясного неба, на меня снисходит озарение. Вот чего все бояться. Вот чего страшит всех игроков, без исключения и заставляет делать необдуманные и очевидные шаги. И это ни что иное, как… потеря игрового поля!
— Тааак, пернатые, — восторгаюсь догадке и лежащие на столе вороны опасливо переглядываются. — А ну-ка быстро мне на стол все известные религиозные трактаты, в которых упоминается конец света. И без повторений. Одна религия, одна книга.
— … кееер «…а может потом?» — внезапно упрямится Чёрный.
— …ке-ве-веер «…мы так устааали» — подозрительно ворочается Белый.
С хмурым прищуром, я концентрирую на кончиках пальцев жизненную энергию и каждому ворону достается трескучий живительный поток.
— Кааар! «Лаадно!»
— Каар! «Ладно!»
— Кеве-веекр! «Мы поняли!»
Хором заголосили птицы и из их клювов в мои ладони начали ложиться одна книга за другой. Пролистывая каждую я с удивлением замечаю, что навык скорочтения Грея мне передался в полной мере. Читая поперёк и ловя самую суть, я трачу на каждую книгу минут по десять и стопка на столе всё растёт и растёт. И когда в моих руках оказывается та самая, я замираю.
Я ведь уже читал её! Когда-то давно, в прошлой жизни. Читал, но каким-то странным образом, не запомнил. И чем глубже я вчитываюсь сейчас, тем дальше от меня по столу отползают вороны, по пути сбивая и сдвигая выставленные фигурки. Зря они так, конечно. Я же всё прекрасно понимаю, они птицы подневольные и против своего работодателя пойти не могут. Но чёрт их побери! Неужто нельзя было рассказать раньше?
В отличие от остальных книг, эту я читаю медленно, так-как думы от неё лишь множатся. И когда на стол я откладываю заново прочитанные Старшие Эдды, вороны в испуге прячутся, держась лапами за край стола и только клювами над ним выглядывая.
— Ну что же, мои дорогие… Хугин и Мунин, если я всё правильно понимаю? Что скажете в своё оправдание?
— Кааар… «Совпадение…» — выпаливает Чёрный.
— Кее-кер… «Ничего не докажете…» - поддакивает Белый.
А мне самому и горько и смешно.
Ну что же, раз игра принимает такой масштаб и оборот, то прав был Яков. Действовать необходимо решительно и верно. Поэтому, совершенно не гневаясь на воронов, я сгребаю все выставленные на столе фигурки обратно в ящики. Тем самым я завершаю диалог с самим собой, со смехом вспоминая, что именно так и называлась Игра в том жутком и удивительном мире Грея.
Игра называлась Диалог и в нашем мире оказались те, кто уже давным давно в неё играет. И я очень надеюсь, что со своим осознанием и входом в игру я не опоздал.
Глава 19
Реабилитационная
«Подглядеть и подслушать лучше, чем завтрак скушать.»
Я бы с тобой поспорил, Белый, хотяяя…
Это утро у Якова выдалось тяжёлым. Столь желанный допрос Полины привёл лишь к нервному истощению обоих, а узнать получилось не больше того, о чём сам Яков и так догадывался. Пленённого китайца и вовсе разговорить не удалось, так как он то и дело солово моргал и норовил рухнуть в сон. Даже увесистые оплеухи не помогали его разговорить, а лишь способствовали отключке.
Пришлось признавать, что без сна жить невозможно, да только и он не принёс желанного облегчения. Полученные раны зудели, чесались, болели и если и удалось сомкнуть глаза, то лишь на пару тройку часов, не более. И совершенно неудивительно, что к моменту пробуждения настроение оказалось таким же скверным. Ещё Георг из динамиков встроенной в угол потолка камеры начал докапываться, побуждая проснуться и явиться в спортзал.