— С панели домой приволок?
— Ну, тебе еще и адресок подкинь! Зачем так сразу и с панели? Там я уже давно не снимаю. В городе хватает приличных девок.
— Да разве порядочная согласится враз в постель запрыгнуть.
— Ну, тут, как уломаешь. Если не путана, придется поуговаривать.
— Кого? Я с месяц назад пришел в гостиницу, там наши электрики работали. А меня, прямо в коридоре второго этажа, средь белого дня, деваха припутала, схватила за локоть и зовет к себе. Промышляет прямо на ходу. Обеспечивает секс — потребности проживающих. Я ей кое-как успел сказать, что я не из приезжих, а городской. Покуда объяснял, она меня догола подраздела, — смеялся Коля.
— Надеюсь, ты не оплошал?
— Ага! Сумел слинять вовремя.
— А чего?
— Не доверяю обслуге и заразы боюсь!
— Иль забыл, как беречься надо?
— Не могу. Душу от них воротит, — признался человек.
— Может твоя не лучше, тебе отказывает, а с другими путается. Свой шарм и навар имеет…
— Вот этого за нею нет!
— Откуда знаешь? Разве можно за бабу гарантировать? Если тебе отказывает, с кем-то другим удовлетворяется! — утверждал Степан.
— Она не из распутных. К сексу равнодушна, это верно. Но шлюхой не была никогда! Все время сидит дома и никуда ни шагу!
— А ты поверил?
— Счетчик ей установил?
— Брось, Коля, все бабы одинаковы! Твоя других не лучше. Раз тебе отказывает, имеет хахаля на стороне.
— Вот в это никогда не поверю! — упорствовал человек.
— Она давно не следит за собой. Одевается небрежно, неряшливо. Волосы на голове соберет в пучок и так ходит целыми днями. Халат неделями не снимает. Магазин на первом этаже дома, она и за хлебом не спустится. Скоро вовсе одичает, говорить разучится. Даже на балкон не выходит, — защищал жену.
— Колька, видать она тебя еще не достала!
— Еще как. Прихожу с работы, она девчонок не покормит. Хорошо, что нынче уже подросли. Сами поедят. И кое-что готовить научил их. Разогреть смогут, посуду помоют, в квартире порядок держат. Приучил, чтоб не выросли уродками как мамаша, — поморщился человек, будто от зубной боли.
— Верите, если б ни дочки, домой, хоть не возвращайся. Стыдно сказать, когда тещу парализовало, я сам купал и кормил ее. Валька ничем не помогла, хотя родная дочь. Теща плакала от стыда, что вот такую родила и вырастила. Ни брань, ни уговоры не помогли. Думал, когда родит, изменится. А хрен там, такая же осталась. Сам дочек вырастил. Они ее не признают. Нет уважения, а и за что? Все видят, понимают.
— Тяжко тебе. Я сам пережил похожее, но к счастью, не было детей. Ты и на это решился. Совсем связал себе руки. Неужели до старости с нею станешь мучиться? — посочувствовал Иван.
— Для себя уже решил. Вот подрастут дочки, поставлю их на ноги, а уж тогда уйду. Насовсем от Валентины. Не знаю, заведу ли другую семью, или останусь жить один, но в любом случае, сброшу с плеч хомут. Уж очень горло передавил. Сил не стало.
— Коль, ну, расколись, с чего тебя на Вальку потянуло? Ведь такие девки зависали! Почему на этой застрял?
— Вы и теперь не верите, а ведь я и впрямь любил ее. На все глаза закрыл, хотя все знал и видел. Чего теперь мусолить какой я был дурак! Все мы ошибались в свое время. Нет судьбы без горя, и жизни без горбов. Все ошибаемся. И я несу свой крест. Вот никто из вас не понял, зачем взял в семью парализованную тещу?
— Коль, какой там смех иль непонимание, мы жалели тебя. Ведь помимо дочек, а они были малышками, кроме никудышной бабы, повесил еще один хомут на шею, сам себе устроил несносную жизнь. Как приходилось? Мы ли не видели и не знали? Ведь теща прожила с вами не месяцы, а годы.
— Хорошим человеком была! — перекрестился Николай.
— Ну, это уже слишком! Пошли, ребята! Поможем дружбану с забором, оставим подарком, на память о дне рождения! — позвал Степан мужиков и, встав из-за стола, первым вышел из дома.
Мужчины быстро вбивали столбы, натягивали рабицу. Прибивали к столбам надежно. Николай тем временем сбил новую лестницу на чердак, закрепил ее снизу и сверху, опробовал и пошел к друзьям. Те работали весело, шутили друг над другом:
— Коль! Вон там баньку затопили! А молодайка в том доме не завалялась? А то передай ей, что у тебя три жеребца застоялись. Вот закончим забор, устроим веселуху, на всю деревуху! — подморгнул Иван.
— Ага! Прикипелась там молодуха! У нее на печи ясный сокол заблудился. Он, едри его в качель, в последний раз по бабам вместе с Кутузовым ходил. Теперь в отхожку держась за стенку сарая ползет, чтоб ветром не унесло. В прошлом году еще в лопухи ходил, теперь уж все, не доползает. А бабка, как огурчик. Даже с соседскими дедами на лавке сидит. Они ей семечки приносят на угощенье. И до потемок воркуют. Все про бывшую любовь, какая была в их молодости. Она, та бабуля, самая молодая в деревне нашей. Ей всего семьдесят годков исполнилось. Но какую «барыню» сплясала на свои именины, я окосел от удивления. Ноги чуть не на уши закрутила, да вприсядку, да юлой вкруг гостей. Старики — деревенские наши молодцы, аж растерялись. Да наша Ульяна, любую молодуху за пояс заткнет и не перднет. Так что если хочешь, познакомлю! Бабка, как наливное яблочко, красавица, первая девка на деревне! Отменная хозяйка, плясунья и певунья. Сядет за стол, штоф самогонки одна уговорит не чхнув. И после этого еще «цыганочку» спляшет.