– Я все равно не согласен, Шериф, – сказал Степан. – Мы все тут делаем вещи, которые были раньше запрещены. Тут все преступники. Вот смотри, я с товарищами влезаю в магазины и склады, которые мне не принадлежат, и ворую оттуда все, что найду. Это, получается, тебе надо расстреливать каждого встреченного сталкера за мародерство, так, что ли?
– А что именно ты берешь, Степан?
– Все! Продукты, что остались, лекарства, книги, инструменты, одежду – да почти все, что имеет хоть какую-то ценность.
– Понимаешь, Степан, твои действия не являются мародерством. Мародерство обязательно включает в себя элемент наживы. Если ты залез в магазин, брошенный на произвол судьбы, и взял оттуда еду, чтобы накормить семью, одежду, чтобы не замерзнуть, книги, чтобы научить детей, инструмент, чтобы обустроить поселок – то ты не мародер. В твоих действиях нет состава преступления. А если и есть – еще есть такая штука, как социальная опасность. Человек, чье преступление перестало быть социально опасным, может быть освобожден от наказания. Чтоб ты понял... Однажды осудили на десять лет отца и сына, которые незаконно вырубали лес. А на следующий день пришло решение о создании водохранилища, и тот самый лес, чтобы не затапливать его впустую, был разрешен к полной вырубке местным населением. И этих двоих освободили. Потому что их преступление перестало нести социальную опасность. Я не тонкий спец в юриспруденции, я силовик. Я не знаю, как точно может быть классифицировано сталкерство, но не усматриваю в твоих действиях состава преступления или опасности для общества. Даже больше скажу, однажды в Италии судили бомжа, который украл в супермаркете немного еды. Так вот, судья его отпустил, поскольку решил, что воровство небольшого количества еды с целью избежать голода – не преступление вообще. Ну, я согласен с этим. А вот если я застукаю тебя в тот момент, когда ты вынесешь из ювелирного магазина золото – будь уверен, там на месте и расстреляю. За мародерство.
Сразу несколько человек нервно засмеялись.
– Да кому теперь это золото надо? – прозвучал вопрос из толпы.
Я пожал плечами:
– Да теперь уже никому. А в самые первые дни этой херни я расстрелял человек десять, которые для чего-то воровали драгоценности. Инерция мышления, наверное.
Тут снова вступил в спор Капитан.
– Но Степан прав, мы много где поперек закона пошли. Вот мы все тут ходим с автоматами – между тем, автоматическое оружие гражданам запрещено.
– В исключительных случаях и чрезвычайных ситуациях военное или полицейское командование может решить раздать людям оружие. В самые первые часы я лично раздал разным людям порядка двадцати автоматов, для меня очевидно, что наступил такой исключительный момент. Кое-кто из тех людей впоследствии мне встретился, им мои автоматы помогли.
– Еще мы захватили эту землю самовольно, без санкции сверху.
– Если бы я был комендантом лагеря беженцев – я сам устроил бы тут поселок. В любом случае, поселение тут не содержит состава преступления, потому что никому не нанесло вреда. Что еще?
– Ну вот я, например. Меня никто из официальных лиц мэром тут не назначал.
– Не вижу проблемы. Любой человек может возглавить некую группу граждан в некоем начинании, если это не противоречит закону. Самоорганизация граждан – не преступление.
Капитан тяжело вздохнул.
– У тебя на все есть ответ. Только я все равно не согласен, что эти трое ребят должны быть расстреляны ни за что. Законодательство должно развиваться сообразно ситуации, а мы полностью отрезаны от мира. Где-то, как ты сам сказал, живых людей газом потравили, и ничего, а ты тут зараженных защищаешь. По букве закона получается, что ты прав, но обстоятельства не те. Да, убийство психически больного – тяжкое преступление, но опасные психи должны содержаться в соответствующих заведениях, а тут они бродят по городам и весям. И мне странно вдвойне от тебя такое слышать. Ты же сам, говорят, шатаешься по самым опасным местам, от тебя нигде нельзя укрыться. Сам-то ты сколько зараженных перебил в процессе?
– Ни одного.