– Да он упоролся, – донеслось из задних рядов.
– А кто это там голосистый такой? Это, между прочим, оскорбление сотрудника при исполнении.
Тут дар речи вернулся к Капитану.
– Слушай, лейтенант, это какой-то бред, правда. Зараженные уже не люди, в них ничего человеческого не осталось.
– Капитан, твои слова юридически ничтожны и лишены смысла. Все живые существа делятся на две категории. Одни никогда не были людьми и никогда ими не станут, а другие людьми родились и не могут прекратить ими быть. Ни в одном законодательстве, включая российское, нет нормы, по которой человек при каких-либо обстоятельствах может перестать быть человеком. Родился человеком – человек. Просто по факту принадлежности к человеческому виду. С гражданством та же фигня, примерно: зараженные не могут выполнить процедуру отказа от гражданства в силу недееспособности.
– Господи... Лейтенант, ты это серьезно?
– Я при исполнении, какие тут шутки? Капитан, сам включи голову и подумай. Я ведь не сказал ничего странного, только общеизвестные факты, не подлежащие сомнению. Зараженные – это больные люди. Они были людьми – значит, они людьми и остались. При них остались все их права, человеческие и гражданские. Ну а на мне лежит обязанность их права защищать, как я защищаю права на жизнь и неприкосновенность любых людей, в том числе и твоих. Дискриминация по любому признаку запрещена, и я не делю людей на здоровых и больных, убийство зараженного – такое же преступление, как убийство твоего парня.
Капитан растерянно протирает очки, чтобы выиграть время на раздумья: существует стереотип, что когда человек протирает очки, он не должен что-то говорить.
– А тебе не кажется, что руководствоваться законодательством, которое не учитывает изменившиеся обстоятельства, на территории, где по факту государства нет как такового, как-то... неуместно?
Я хмыкнул.
– Я это уже слышал много раз. Всего четыре часа назад человек, чью зажигалку я тебе принес, тоже доказывал мне, что государства нет и законы соблюдать не надо. Это не угроза, я просто вывел статистически закономерность, что если человек говорит мне о том, что законы больше не работают – то это верный признак, что жить этому человеку осталось считанные минуты или секунды. Ты, походу, будешь первым исключением из этого правила.
Тут из толпы выглянула Сабрина.
– Но послушай, Шериф, давай смотреть на вещи трезво. У нас по факту нет никаких государственных структур. У нас нет ни верховной власти, ни судов, ни полиции, ни...
– Э-э-э, Сабрина, вот сейчас мне обидно стало. Нет полиции и судов – а я тогда, по-твоему, кто?
– По факту ты охотник за головами, Шериф.
– Хрен там. Официально сообщаю, что я действую строго в правовых рамках законодательства Российской Федерации. Я ловлю, осуждаю и привожу в исполнение приговоры только тем, кто является преступником. Если ты захочешь, чтобы я убил человека, который насолил тебе лично, не преступив при этом закон – нет, я ни за какую награду этого делать не стану.
Этой передышкой Капитан воспользовался и теперь выдвинул очередной аргумент.
– Но, как бы там ни было, эту территорию Россия сама от себя отрезала. Это больше не территория Российской Федерации, просто по факту.
Я покачал головой:
– Кем и когда было принято такое решение? По факту, это была территория Российской Федерации. По факту, российская конституция не предусматривает вывода любой территории из своего состава. И в любом случае, если такие полномочия и есть, то только у Госдумы. Если такое решение принимает кто-то еще – то это называется сепаратизм. Так что здесь все еще Российская Федерация, здесь все еще действуют российские законы, и здесь все еще есть я, чтобы разбираться с преступниками. Еще вопросы?
– А ты вообще отдаешь себе отчет, что конституция не предусматривала ситуацию, когда почти все население превращается в монстров-людоедов от неизвестного вируса?
– Я не вижу тут проблемы.
Тут вмешался один из зрителей, местный сталкер по имени Степан.
– А она есть. Не далее как два дня назад шесть так называемых "граждан" гнались за мной полтора километра с намерением сожрать без соли и перца. Мне пришлось их положить – так что, и меня тогда до кучи расстреливай.
Я вздохнул.
– Поймите все... Вы все имеете совершенно законное право на жизнь и право на самозащиту при нападении. Ты, Степан, убегал от них полтора километра? Ну тогда я не сомневаюсь в том, что ты сделал все, чтобы избежать столкновения, и пустил в ход оружие, когда тебе не оставили иного выхода. С точки зрения законности твоих действий мне не в чем тебя упрекнуть. Каждый из вас имеет право защищаться от неспровоцированного нападения, это законно. Когда зараженные ломятся в ваши ворота с недружественными намерениями – вы имеете право защищаться. Все законно. Но если ты идешь в город с заранее подготовленным планом по убийству сотен и тысяч больных людей, просто по факту наличия у них болезни – ну, это уже даже не массовое убийство, это на геноцид тянет. Или на нацизм. Поймите, болезнь зараженного – не разрешение на убийство. Напротив, убийство недееспособного, не отвечающего за свои действия – убийство с отягчающими обстоятельствами