Она уголком черного платка вытерла глаза, подобрала узелок. Только сейчас, когда бабка Груня зашевелилась, чтобы встать, Аня заметила, что она одета во все черное. Чулки и башмаки — и те черные.
— Тебе — сюда, мне — туда, — улыбнулась бабка Груня. — Дорога, жаль, раскисла.
— Может, машина нагонит, — сказала Аня.
— Ой, милая, не надо. Меня седня пешочком потянуло ходить. Пойду я.
Немного проводив бабку Груню, Аня повернула назад.
Под солнцем блестели неподвижные, будто стеклянные, лужи. Свежо зеленела умытая дождем трава, а слева, за пашней, широкий дальний косогор был до того желт и весел, что казалось, кто-то вымазал его краской на радость себе и другим.
Вдруг запоздалое беспокойство заставило Аню обернуться. Она не сразу разглядела бабку Груню… Фигура старухи сливалась с почерневшей от дождя дорогой. Постепенно она прояснилась — видно было, как медленно и торжественно, наслаждаясь каждым шагом, удаляется старуха в черном.
По пути домой Аня опять заглянула в дом Сазонихи. В окнах промелькнул, воровски пригибаясь, Саша. Когда Аня перешагнула порог, кровать под Сашей уже успокоилась, а сам он лежал с таким видом, будто с утра не поднимал головы с подушки.
— Хоть бы кеды снял, — разоблачила Аня. — Артист. А за то, что на двор выходил, получишь лишний укол.
— Агентура у тебя хорошо действует, — удивился Саша. — Врать не буду, к Федору на солнышко выходил. На бревно. Минутку всего посидел.
— Федор приходил?
— Они вдвоем приходили, старик с ним был.
«Евстигнеич», — догадалась Аня.
— Федор сказал ему, что решение у него окончательное и бесповоротное — остается тут.
К этой новости Аня сначала отнеслась недоверчиво и какое-то время спокойно возилась со спиртовкой. Потом она заметила, что рука ее, державшая шприц, начинает слегка дрожать. Чтобы успокоиться, Аня смотрела на белое пламя спиртовки и только после этого решилась сделать укол. И все равно укол получился неудачным. По тому как вздрогнул Саша, она поняла, что ему больно.
Она думала о Федоре, только о нем. У нее появилась странная мысль, что он ждет ее после долгой разлуки.
На прощанье хлопнув Сашу по спине, Аня выбежала на улицу. День уже догорал. До самой середины улицы от тополей протянулись резкие тени.
Аня шла по тропинке мимо палисадников, когда впереди заскрипел колодезный ворот. По надвинутой на нос кепке, по белому полотняному пиджаку Аня узнала стоящего у колодца Храмцова, лицо его было в тени. С трудом переборов желание перейти на другую сторону улицы, Аня пошла прямо. Храмцов все реже и реже крутил ворот, решив, видимо, что Аня появилась неспроста. Не выдержав, он бросил на Аню пустой, одуревший от похмелья взгляд, опять отвернулся, приготовился к худшему.
Аня миновала колодец, потом услышала грохот и позвякивание летящего вниз ведра и сквозь этот шум — бормотание самого Храмцова. Она хотела оглянуться, но сдержалась. Ну его! Пусть пишет, строчит, все равно не дождется — Аня отсюда назло никуда не уедет.
Вот и медпункт. Почему-то не такой казенный и унылый, каким казался раньше.
Аня чуть не столкнулась с Федором, который, повязав фартук, жарил в коридоре грибы. Он в шутку вытянул руки по швам, глаза круглые.
Аня без смущения припала к его груди. Почувствовала, что с Федором она ничего не страшится, с ним дышится легко и свободно. Только когда Федор, найдя гребенку, стал осторожно расчесывать ее ссохшиеся в космы волосы, она вздрогнула и обернулась, как если бы почуяла, что за ними кто-то подсматривает.
— Как тут без меня? — спросила Аня.
— ЧП никаких не было, — ответил Федор. — Приезжал Евстигнеич. Саквояж привез, яблоками его набил. Сашку проведали. Я в лес сходил.
— А что Евстигнеич говорил? — стараясь казаться спокойной, спросила Аня. — Степка тебя все ждет?
— Да этому Степке сорок два года, не пропадет без меня. Передовик, лучший капитан тралфлота.
— А я опять набегалась, под град попала.
— Работенка же у тебя.
Прошли в жилую комнатку. На стенах Аня увидела новые вещи: барометр, кортик, снимок с изображением морского порта.
Она перевела взгляд на Федора, будто бы ожидающего похвалы, сказала:
— Брюки тебе надо постирать. Не к лицу моряку ходить в таких штанах.
— У меня есть другие, — улыбнулся Федор. — Только они тоже стирки требуют. Давай пообедаем, а потом я сам займусь саквояжем.
— И не думай, — возразила Аня. — Это дело женское.
Федор подал грибной суп, жареные грибы.
— Соскучился по подножному корму, — пояснил он.