Дружинник бороду погладил довольно, глядя, как ловко управляется теперь ученица и хмыкнул в усы.
— Так ты Оддню мою скоро перегонишь в мастерстве, — поощрил.
— Велико достижение, — съерничал Ормгейр и, наконец, распутал сложный узел. Парус развернулся ярким лазоревым полотнищем, расшитым по краю выскакивающими из волн серенькими рыбками. Ирондель обернулась на мгновение, улыбнулась вышивке:
— Оддню твоя справила? — Бьорн кивнул. — Додельница какая.
Княжич проворчал что-то под нос, но громче повторять не стал. Кметь в бок его ткнул, глазами на снова за течением следящую девчонку показал, шепнул доверительно: «Хороша девка, хватай, пока к брату не убёгла».
Орм хмыкнул: такая не убежит к брату, от такой брат не убежит. Потянул снасти, еще сильнее натягивая парус.
— Э-эй… не озоруй мне!
Лодочка быстрой уклейкой понеслась по волнам: легко и весело.
— Хоть спой что, — снова обернулась Дель, все также не выпуская из ладоней правило.
«Забавная, — подумал Орм, глядя как от ветра у кузины слезятся глаза, как улыбается та задорно весеннему солнцу, щурится довольной кошкой. Не мешают такой ни вымокший плащ на меху выдры, ни мокрые спутавшиеся волосы, от воды снова завившиеся в смешные полукольца. — И совсем она не западная, а наша, северная. Были еще бы волосы не такими вороньими, совсем местной казалась бы…»
— Ты чего замолчал, — засмеялась вдруг, шум ветра перекрикивая, — иль язык, якобы ладно подвешенный, кошки съели?
Орм насупился.
Коли Змея Копий
Языком Змеиным
Обозвали злобно,
Так была причина.
Рта клинок преострый,
Ран резных обручий,
Придержала б лучше
В славном зубе зубра,
Чтобы липе лука
Ладной, ликом лунной
За ее бахвальство
Слов хулы не слушать.
— Ой и грозен ты, — руку на мгновение от руля отняла, всплеснула обеими в наигранном испуге и тут же на весло ладонь вернула. — Слово поперек не скажи. Это и есть ваше местное колдовство по призыву красных обезьян и призрачных лошадей?
Бьерн расхохотался. Ормгейр хмыкнул в ответ довольно и, зачерпнув ладонью морской воды, выплеснул в сторону Ирондель. Девчонка взвизгнула, рассмеялась и резко повела правилом, уводя лодку в сильный крен и практически кладя ту на воду, но выправила все скоро, заложив плавный полукруг.
— Я тоже так могу, — вдруг начала задумчиво Дель. — Нордар когда-то рассказывал, как это делается: ищешь то, что может заменить слово, а после складываешь так, чтобы оно звучало красиво — звонко и легко:
Барса зыбей рыбьих
В рокоте и рёве,
С Ран ровняясь ловкой,
Приведу к порогам
Кос на стрелы моря
Щедрых и на перлы
Сирелин холодной.
Снова лодку увела ловко в крен и ладошкой махнула, прося опустить поскорее парус. Впереди начинались верхние пороги щедрой на рыбу и жемчуг Сирелин.
***
Мириам — девчонка харадресуулская, которую они успели захватить по дороге — была складной и веселой. Зубоскалила все с молодыми, безусыми еще и безбородыми кметями, а нет-нет, да поглядывала на хевдинга. И лишь на третий день спросить осмелилась, как вышло, что хирд за собой водит не старый человек, как обычно случалось то, а такой же безусый и безбородый, что и юнцы-хирдманы.
— А в нем кровь дивнюковая, — осклабился Войко, косясь на Дария, медленно направляющего драккар в туман. — Эльфья или дриадья — кто теперь разберет — вот и не растет у него на лице ничего.
Мириам потянулась по-кошачьи, тут же подобралась вся, поудобнее садясь на полубу, подле деревянной банки:
— А во мне русалочья кровь течет, — прошептала. И глазищами синими сверкнула в сторону Войко, да так хитро, что тот на мгновение опешил.
— Лжешь ты, — с места хмыкнул Дарий, так и не оторвав взгляда от молочной пелены впереди. — Ни капли в тебе нет русалочьей крови. А была бы — я бы сильно тому удивился.
Девица зашипела степной гадюкой, сощурилась недовольно и отвернулась совсем.
— Меж тем, если и есть в тебе кто-то из не-совсем-людей, то разве что давным-давно эльфы песчаные след оставили. Но они вымерли все до единого веков пять назад.
Мириам пуще прежнего нахохлилась.
— Ты, девка, — обратился тогда к смуглянке поживший, весь в шрамах с ожогами хирдманн, — зла на Дария не держи, что в глаза говорит, что думает. Мужик он добрый, да лжи не любит. Удумала же, русалочья кровь. Русалки — неупокойницы. Красивые, да все как одна мертвые. Кому ж они кровь-то дадут, коли своей не имеют — вся в воду ушла.