— Ты сам съезди, а я пока подумаю, — сказала она. — Лучше ответь мне: сколько времени пробудет у нас эта вещь?
— Если под «этой вещью» ты подразумеваешь самую оригинальную трактовку гибели Сократа в неоклассическом французском стиле, то ответ: до завтра. Утром я отвезу ее Мюллеру, и тебе больше не придется смотреть на нее. А теперь давай поговорим о тебе. Что происходило у вас в управлении, пока меня не было?
— Ровным счетом ничего. Все криминальные личности ушли в отпуск. Всю неделю я жила в абсолютно цивилизованной, законопослушной стране.
— Как это ужасно для тебя, — улыбнулся Джонатан.
— Конечно. Боттандо по крайней мере может убить время, устраивая заседания и встречи с работниками других ведомств. Но мы все эти дни просто сидим и пялимся в потолок. Не понимаю, что происходит. Ведь не могли же грабители испугаться, что мы их поймаем?
— Ну вы же арестовали двоих несколько месяцев назад. Я хорошо помню. Вам тогда удалось произвести большое впечатление на общественность.
— Мы поймали их только потому, что они сами оказались растяпами.
— Послушай, ты так жалуешься на свою загруженность, что сейчас должна наслаждаться моментом, а ты опять недовольна. Займись пока чем-нибудь другим. Почему бы тебе, например, не привести в порядок свое рабочее место? В последний раз, когда я заходил к тебе в офис, там был еще больший беспорядок, чем у нас дома. — Аргайл приподнял со стола кипу бумаг и извлек из-под нее телефон.
— Что ты делаешь? — спросила Флавия, презрительно проигнорировав его возмутительное предложение.
— Хочу позвонить Мюллеру и договориться о встрече. Меня просили доставить картину как можно быстрее.
— По-моему, для звонков уже немного поздновато. Посмотри на часы — одиннадцатый час.
— Ты хочешь, чтобы я избавился от картины? — резонно заметил он и набрал номер.
Мюллер очень обрадовался звонку, поблагодарил Аргайла за оперативность и выразил желание немедленно увидеть картину. Он даже просил доставить ее, не дожидаясь утра, но Джонатан отказался, сказав, что слишком устал и не в силах пошевелиться.
На следующее утро, ровно в десять, согласно договоренности, он стоял у дверей Мюллера, гадая, что за человек мог купить такую необычную картину. Квартиры в этом районе стоили больших денег; Делорме упоминал, что его клиент — менеджер по маркетингу крупной международной компании — приехал то ли из Америки, то ли из Канады, «но точно откуда-то из-за океана».
Однако когда дверь открылась, Аргайл сразу засомневался в том, что этот человек является маркетинг-менеджером крупной компании. Глядя на него, трудно было поверить, что он способен разработать глобальную концепцию развития бизнеса и внедрения его в различных регионах мира. Взять хотя бы тот факт, что в десять утра он находился дома. Из газет Аргайл вынес стойкое убеждение, что настоящий коммерсант выкраивает от силы семнадцать минут в день, чтобы почистить зубы, помыться, переодеться, поесть и поспать.
Кроме того, в нем совершенно не чувствовалось той кипучей энергии, которая свойственна всякому успешному коммерсанту, хотя мужчине едва перевалило за сорок. Внешность Мюллера ясно свидетельствовала о плохом питании и нездоровом образе жизни. Он казался наглядной моделью из пособия «Как умереть молодым», а соотношение его роста и веса могло присниться диетологу лишь в кошмарном сне. К сорока годам он успел основательно подсадить себе печень и забить холестерином сосуды. Голова его странным образом не соответствовала телу, словно при сборке кто-то ошибся.
Низенький, толстый, он жил, казалось, исключительно для того, чтобы пополнить медицинскую статистику. Только выражение его глаз несколько сгладило тягостное впечатление: он был, несомненно, рад увидеть за дверью курьера с картиной под мышкой, хотя и не сиял от восторга. Черты лица его, должно быть, просто не умели отразить радость, поскольку большую часть времени выражали угрюмое уныние; это был человек, который давно уже не ждет от жизни ничего хорошего и практически не удивляется, когда случается очередная неприятность. Утешало только то, что при виде Аргайла он все же проявил необходимое радушие.
— Мистер Аргайл? Прошу, входите. Очень рад вас видеть.
Весьма симпатичное жилище, отметил про себя Джонатан, — сразу видно, что обстановкой занимался профессионал, приглашенный компанией. Квартира была обставлена со вкусом, хорошей недорогой мебелью. Пара очень приличных картин и бронзовые статуэтки, как понял Аргайл, являлись личным вкладом Мюллера. Правда, картины не имели отношения к неоклассицизму и, увы, еще менее к работам барокко, которыми была завалена квартира Флавии. Но может быть, его вкус все-таки более разнообразен, чем кажется на первый взгляд, с надеждой подумал Джонатан.
Он сел на диван и улыбнулся, приглашая Мюллера к разговору.
— Не могу передать, как я рад, что вы наконец привезли картину, — начал Мюллер. — Я так долго искал ее.
— Что вы говорите? — поразился Аргайл — картина явно того не стоила.
Мюллер окинул его пристальным, слегка удивленным взглядом, затем рассмеялся;
— Я сказал что-то смешное?
— Вы, должно быть, хотели сказать: «Чего ради он тратил время на поиски абсолютно заурядной картины? Может быть, ему известно нечто такое, чего я не знаю… »
Аргайл признался, что мыслил примерно в этом направлении, хотя в принципе картина ему нравится.
— Лично я люблю такие вещи, но я — исключение, во всяком случае, так говорит одна моя знакомая. Она утверждает, что людей, разделяющих мои вкусы, можно пересчитать по пальцам.