Судья поерзал в кресле, вытянул ноги, с наслаждением затянулся напоследок сигаретой. Ходили слухи, что скоро в здании суда запретят курить вообще. Но он, слава тебе, господи, уйдет к тому времени на пенсию. Он страшился этого события, выхода на пенсию, в отличие от миссис Сибил Грэнджер, что так стремилась переехать в свой родной дом в Ричмонде на Темзе, она, напротив, с нетерпением ждала его. Она давно уже дала это понять. И тогда единственным развлечением станут ежегодные поездки на курорт в Борнмут. Ведь у них там так много друзей, и судья сможет немного поиграть в гольф и, возможно даже, сходить в какой-нибудь клуб, где собирается приличное общество. И он просто не сможет отказать жене в этом, поскольку долгие годы продержал ее в Лондоне. И внезапно, когда он уже натягивал на лысину жесткий нитяной парик, пронзила мысль: лучший выход для него — это умереть. Так смерть или Борнмут? Трудный выбор.
Нет, думать сейчас о смерти совсем ни к чему. У старого лиса Ламберта была такая хитрющая физиономия, когда этот мальчишка Барн заканчивал давать показания. Неужто прячет козырь в рукаве? И вот судья Грэнджер двинулся к двери в зал суда, и в походке его так и сквозило нетерпение.
— Вы готовы продолжать, Мэтью? — заботливо осведомился Майлз Ламберт.
— Да, конечно, сэр, — на сей раз голос Мэтью звучал куда как увереннее. Точно он успел освоиться в этом зале, успел привыкнуть ко всем этим барристерам в париках и мантиях.
— Что ж, прекрасно. А теперь мне хотелось бы вернуть вас к одному эпизоду в ваших показаниях и дать шанс еще раз как следует вспомнить, как все это было. Вы сказали мистеру Спарлингу, что Томас Робинсон держал медальон на цепочке перед самым лицом Греты и говорил: «Посмотри, что я нашел». И что оба они кричали друг на друга. Вы хорошо помните, как это происходило?
— Да.
— Чудесно. Затем мистер Спарлинг спросил, что же именно кричала Грета, и, по вашим словам, она говорила: «Дай сюда. Он мой». Вы помните, как сказали нам именно это?
— Да, помню.
— Так она действительно это говорила, Мэтью? Вы уверены, что не ослышались?
— Уверен, сэр.
— Ясно. Почему же тогда вы не подтвердили это ее высказывание, когда сэр Питер спросил, правда ли, что она так говорила?
Мэтью судорожно сглотнул слюну и промолчал. Он снова занервничал.
— Ну, же, Мэтью, отвечайте. Вы прекрасно понимаете смысл моего вопроса. Вы утверждали, что Томас показал медальон отцу и передал ему слова Греты, а она тут же пустилась все отрицать. Вы же помните, как рассказывали это нам, верно, Мэтью? Мистер Спарлинг позаботился о том, чтоб вы хорошенько запомнили именно эту часть ваших показаний, вот и задавал вам много вопросов, пока вы наконец не выдали этот.
— Да, помню.
— Хорошо. Но проблема в том, что вы не сказали нам, что говорил после этого сэр Питер. Я не ругаю, не упрекаю вас ни в чем, Мэтью. Просто мистер Спарлинг вас об этом не спросил, вот и все.
— В чем заключается ваш вопрос, мистер Ламберт? — вмешался судья и недовольно заерзал в кресле.
— Вопрос заключается в следующем, ваша честь. Спрашивал ли свидетеля сэр Питер, действительно ли Грета так говорила. Да или нет, Мэтью?
— Да. Да, спрашивал.
— И что же вы ему ответили?
— Да ничего. Просто сбежал вниз по лестнице. Я ведь уже говорил. Я тогда страшно испугался.
— Но сегодня-то вам вроде нечего бояться?
— В каком смысле?
— В таком, что сегодня вы вполне в состоянии рассказать присяжным то, что побоялись сказать сэру Питеру девять месяцев тому назад.
— Девять месяцев тому назад я страшно испугался. А сэр Робинсон был очень зол. Мне даже показалось, он вот-вот ударит Томаса. Он ведь и прежде бил его.
— Чуть раньше вы говорили, Мэтью, что ничуть не удивились, что он так разозлился.
— Нет, не удивился.
— Потому что вы вторглись в дом без его разрешения, рылись в его личных вещах и бумагах?
— Я не рылся. Том — да.
— Он ведь и одежду Греты просматривал, не так ли? А вы стояли в дверях спальни и смотрели. Вы ведь сами так говорили, верно?