— Что такое?
Он помолчал, но все-таки закончил:
— Просто сейчас пост.
— Пост? Правда?
— Угу…
— И, похоже, ты постишься не для того, чтобы сбросить вес, верно?
Он кивнул.
— Сорок дней без выпивки. Ничего себе! — Тесс покраснела. — Нет, я не так выразилась. Не подумай лишнего: мне еще рано лечиться от алкоголизма.
— Поздно спохватилась: образ создан и запечатлен в моей памяти.
— Изумительно.
Она открыла холодильник и налила себе стакан белого вина.
— Забавно. Не думала, что в наше время кто-то еще соблюдает посты. По крайней мере, в этом городе.
— На самом деле, это самое подходящее место, чтобы жить… духовной жизнью.
— Нью-Йорк? Шутишь?
— Нет. Это идеальное место. Подумай сама. Здесь нет недостатка в моральных и этических проблемах. Здесь ясно видна разница между добром и злом, истиной и заблуждением. Здесь приходится выбирать.
Тесс еще переваривала его признание.
— Так ты очень религиозен? Ничего, что я спрашиваю?
— Нет, все в порядке.
Она усмехнулась.
— Только не говори, что совершаешь паломничества на какие-нибудь заброшенные выпасы только потому, что там кому-то явилась Дева Мария в облаках.
— Нет, последнее время не совершаю. Догадываюсь, что ты не слишком религиозна.
— Ну… скажем так, что мне, чтобы тащиться пешком через всю страну, потребовалась бы более веская причина.
— Что-нибудь более веское… Ты хочешь сказать, что тебе нужен знак. Очевидное, явное чудо?
— Что-то в этом роде.
Он ничего не сказал, только улыбнулся.
— О чем ты?
— Понимаешь, насчет чудес… Верующему они не нужны, а сомневающемуся никакого чуда недостаточно.
— О, я могу представить несколько чудес, которые меня вполне убедили бы.
— Может быть, чудеса случаются, просто ты их не замечаешь.
Он совсем сбил ее с толку.
— Да брось! Федеральный агент при значке верит в чудеса?
Он пожал плечами, но все-таки объяснился.
— Скажем, ты собираешься перейти улицу и вдруг, без всяких причин, уже собираясь шагнуть на мостовую, останавливаешься. И в тот же миг, за ту долю секунды, на которую ты задержалась, мимо проносится автобус или тяжелый грузовик — в нескольких дюймах от твоего лица, по тому самому месту, где ты оказалась бы, если бы что-то не заставило тебя остановиться. Что-то спасло тебе жизнь. И, знаешь, ты вполне можешь сказать кому-то: «Я просто чудом осталась жива». Для меня это так и есть. Чудо.
— Ты называешь это чудом. А я — случайностью.
— Легко верить, когда чудо очевидно. Настоящее испытание веры — когда знака нет.
Она никак не могла опомниться: эта его черта оказалась для нее неожиданностью. Тесс не понимала, как к этому относиться, хотя в целом была предрасположена не слишком восторгаться подобным образом мыслей.
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
Она рассматривала его, усваивая новость.
— Ладно, тогда скажи мне, как вера — я говорю о настоящих верующих, таких как ты, — как она совмещается с жизнью сыщика?
— Что ты имеешь в виду?
Тесс заподозрила, что он уже понял, что она имеет в виду, что он уже слышал этот вопрос.
— Сыщик не должен верить никому и ничему. Он ничего не принимает на веру. Ты имеешь дело с фактами, с доказательствами. «При отсутствии оснований для сомнения» и все такое.
— Да.
Он был совершенно спокоен.
— И как это уживается с твоей верой?
— Я верю в Бога, а не в человека.
— Что, так просто?
— Именно так просто.
Его спокойствие было несокрушимо. Тесс покачала головой, на ее губах возникла легкая, чуть виноватая улыбка.
— Знаешь, я всегда считала, что хорошо разбираюсь в людях, но с тобой начисто ошиблась. Никак не думала, что ты можешь оказаться… в общем, верующим. Тебя так воспитали?
— Нет, родители мои были не слишком религиозны. Это случилось позже.
Она ждала продолжения, но он молчал, и Тесс вдруг ощутила неловкость.
— Послушай, прости, я, кажется, лезу в душу. Нельзя так засыпать человека вопросами.
— Нет, дело не в этом. Просто… Мой отец умер, когда я был почти ребенком, и мне тогда тяжело пришлось, и не на кого было опереться, кроме нашего приходского священника. Он помог мне пройти через это, и с тех пор я вроде как застрял. Только и всего.
Что бы он ни говорил, Тесс чувствовала, что разговор тяжел для него и ему не хочется вдаваться в подробности. Это она понимала.
— Понятно.
— А у тебя как? Как я понял, тебя тоже не воспитывали в вере?
— Пожалуй, нет. Не знаю. Наверно, в доме все было пропитано наукой, археологией, и то, что я видела вокруг себя, мешало принять идею Бога. А потом я узнала, что Эйнштейн тоже ни во что такое не верил, ну я и решила, если этот самый умный человек на земле…