Сорка повела ножкой, подобно молодой красивой кобылице, брыкающейся от удовольствия, бросила камушки и взбаламутила воду. Разыгравшись, она схватилась двумя руками за подол белой рубашки, расправила ее и стала разглядывать свою чистую прозрачную кожу. Вдыхая запах своего молодого тела, Сорка поцеловала сама себя, впилась зубами, будто в сочное яблоко, в свою грудь и случайно шлепнула рукой по воде. Сотни серебряных брызг, как град, как искры пламени, обожгли ее разгоряченное тело, и с радостным визгом Сорка нырнула в воду.
Освежившись, Сорка вышла из воды, распустила черные мокрые волосы и принялась сушить их на жарком солнце.
Где-то послышался треск ломающихся сухих веток, и Сорка, словно перепуганная серна, скрылась в лесу. Она быстро оделась. Холодная вода, влажная, источающая пар земля, теплые лесные запахи, как от свежей выпечки, ударившие в лицо, — все это дразнило, возбуждало аппетит, и Сорке вдруг очень захотелось есть. Она пошла домой. Во дворе Сорка почувствовала аромат свежего жареного картофеля и тушеного мяса, доносившийся из открытого окна. Она ощутила, насколько голодна. С дрожью в ноздрях, как у молодого зверя, почуявшего запах мяса, Сорка в несколько прыжков оказалась дома.
— Брайна, умираю, как хочу есть!
— Хорошо, что ты пришла. Я только что сняла картошку.
Сорка не знала, с чего начать, обжигаясь, сунула в рот горячий картофель, стала перекатывать его от одной щеки к другой, потом закусила мясом, парой долек огурца и ложечкой сладкого уксуса.
— Что ты так спешишь, а? Надо же, как будто кто-то ее ждет! Не бойся, никто не отнимет, — увещевала ее Брайна, сложив руки на груди и усевшись напротив Сорки.
— Давно я не была такой голодной! Думала, съем, я не знаю… быка с копытами! — рассмеялась Сорка. — А где папа?
— Сорка, ты все такая же дикая! Пришла пора, честное слово, тебе немного остепениться, снять детские туфли, сколько можно? Ты уже невеста! Спрашиваешь, где отец? Он поехал в город к тете Гитл.
— Что вдруг?
— А что же? Ждать, пока тот проснется?
— О чем ты?
— Я говорю: не будем обманывать себя. Бореха считают лучшим женихом в городе, к нему сватаются лучшие невесты, всем бы еврейским детям так! Вот и я говорю: если он хорош для других, так и нам, конечно, подойдет! Все-таки свой, племянник. Зачем искать жениха на стороне, рыскать в потемках, ведь мы ни с кем не знакомы. Сватовство, доченька, происходит вслепую, а дочь не сын. Пусть это останется между нами, ты, Сорка, чтоб не сглазить, красивая девушка, но даже и с красавицей не покапризничаешь. Как говорят: если сын, то ноги твердо стоят на земле, а с дочкой почва уходит из-под ног.
— А я не хочу жениха! — рассмеялась Сорка.
— Ты только так говоришь, Сорка, я тоже не хотела, а в твои годы уже стала матерью. Что мне врать тебе? Отец хочет, чтобы после свадьбы вы жили с нами. Борех будет сидеть и учиться, книг, слава Богу, хватает. Тем временем он немного познакомится с делом, и через сто двадцать лет, да продлятся дни отца, Борех возьмет торговлю в свои руки. Тетя Гитл, напротив, хочет, чтобы вы жили у нее после свадьбы. И по правде говоря, ее можно понять: она одинокий человек, больной, разбитый кувшин, всю свою жизнь посвятила Бореху. Ну, что тут странного? Я посоветовала отцу одну хитрость: пусть тетя Гитл заложит лавку — от нее доходу сущие пустяки — и живет с нами. Ну, что скажешь, Сорочка? Теперь все зависит от тебя.
— Оставь меня в покое, не нужен мне жених! — капризно ответила Сорка, выпила родниковой воды из кувшина и вышла на улицу.
Петух со шпорами и кроваво-красным гребешком предводительствовал выводком кур. Те прижимались поближе к петуху, расправляли крылья, чтобы казаться больше, глупо крутили головами и, чувствуя себя в безопасности, громко кудахтали.
Петух то и дело вытягивался во весь рост, хлопал крыльями, задирал голову, распрямлял гребешок и кукарекал. Так он праздновал свою победу и похищение жен у маленького петуха, который плелся позади с понурым видом.
Сорка, наблюдавшая, как большой петух тюкает маленького, подкралась, схватила заливисто кукарекавшего победителя и окунула его в корыто с водой.
Петух опешил, не понимая, что произошло, и принялся судорожно глотать воздух. С головы, крыльев и лап стекала вода. Он вдруг стал совсем маленьким, меньше курицы. Петух потряс мокрой головой, пытаясь смахнуть воду со своих остекленевших глаз, скукожился и принялся сушиться на солнце.
Побитый петух тут же встрепенулся, взмахнул сначала правым крылом, потом левым, вскинул гребешок и громко прокукарекал на весь двор, подпрыгивая от радости. Куры потихоньку окружили его, начали кокетничать, и тот увел их за собой.