Самым показательным стал случай обучения грамоте. Крестьянский разум уже немаленькой девочки сопротивлялся обучению. Как ни пыталась сама Клодия при поддержке Патрис и Хелены или в одиночку, но буквы не запоминались. Их складывание в конструкции выглядело горсткой хаотично разбросанных палочек, понять этот порядок не выходило. Запоминать, не впитав смысл, было бессмысленно. Девушка не ленилась и честно пыталась освоить навыки чтения, но уже не верила в свои силы. В один из таких дней, когда серые глаза скользили по строкам книги механически, без единой попытки понять, что означает то или иное слово, в библиотеку, где Клодия училась грамоте, явилась Хельга. Обычно Верховная не врывалась к девушке, пока та обучалась, но в тот день сделала исключение.
– Я стараюсь! – подскочила на месте девушка, завидев «старшую сестру».
Однако сразу на её плечи пало смущение из-за собственных слов. Хельга ничего не говорила, лишь села за стол напротив. От её пронзительного взгляда тряслись все поджилки, а чувство стыда должно было уже давно по ощущениям сжечь девушку живьём. Новоявленные сестры относились к младшей с заботой и пониманием. Ни одна из них не обижала её ни недобрым взглядом, ни грубым словом, ни пренебрежением. О том, чтобы кто-то из сестёр поднял на неё руку и речи быть не могло. Все проявляли к ней столько любви, сколько она за всю свою жизнь не видела от отца с братьями. Клодию кормили, учили и наряжали, требуя взамен лишь принимать науку и учиться.
«А я не смогла сделать даже такой малости! Быть может отец прав?» – ужаснулась она, на мгновение решив, что за нерасторопность будет возвращена отцу и братьям.
– Мне греет душу твоё старание, сестра, – мягко улыбнулась Хельга, – лишь дураки считают, что образованность легче, чем крестьянская работа! Сие есть домыслы. Читать, запоминать, учиться и постигать всю жизнь новое – это труд титанов. Сломает недостойных, достойнейших же он возвысит!
От слов Верховной хотелось провалиться сквозь землю. И вновь ни одного дурного слова, ни капли досады или обвинений в неблагодарной лени. Её, Клодию, хвалят за упорство и труд, которых она малодушно уже не проявляет. Её ценят за стремление к знаниям, которое она лишь показывает. От такой незаслуженной теплоты глаза девушки наполнились слезами. Под внимательным материнским взглядом девушка не выдержала и разревелась. Слёзы лились таким потоком, что она не заметила, как Хельга оказалась рядом и ласково погладила непослушные рыжие кудряшки. Отчаянные слёзы постепенно стихали, пока старшая сестра добрым жестом утешала её.
– Я не знаю… – попыталась заговорить сквозь всхлипывания Клодия, – я не знаю, что означает это слово.
Девушка указала пальцем на страницу. Хельга с пониманием посмотрела на слово, которое якобы вызвало такой бурный поток.
– «Терпение». Очень хорошее слово!
✸✸✸
За смертью отца последовали и остальные. Иные старались отвлекать взгляд девочки от складывающейся картины. Прошло меньше недели, но все родственники и даже соседи были отобраны Вороным крылом Чумы. Город стремительно пустел. Знать гибла вслед за простолюдинами. Разница лишь была в простынях, на которых лежало мёртвое тело.
Юная Елена оказалась одна и беззащитна перед мародёрами, которые не заставили себя долго ждать. Её, других детей и прочий незащищённый люд сгоняли, словно овец в трюмы кораблей. Девушка видела причал Константинополя в последний раз в своей жизни, но жестокая судьба не позволила ей даже на минуту остановить взгляд на родном доме, которые она покидала. Всех выживших назвали рабами. Впереди её ожидала мучительная вечность плавания среди стремительно развивающейся Чёрной Смерти.
В порт Александрии корабль пришел с умирающей командой, трюмом с единственной выжившей рабыней и всего двумя господами. Кроме Елены, спустя несколько дней умерли все. Полубезумную от всего пережитого девушку, инициированную Иными поскольку только с ними она могла общаться без страха вновь увидеть смерть, её забрали Хельга и Тереза. К тому моменту её новые собеседники стали более значимыми, чем живые люди. Девушка всегда из уважения к тем, кто спасал её от страшных картин неизбежной смерти поворачивала голову в сторону собеседников и оправдывала их доверие, не открывая непосвященным имена. Сознанием она всегда оставалась к ним ближе, чем к миру людей.