– А как же «возлюби ближнего своего»? – громом пронесся над толпой сильный голос, заглушивший даже отчаянные крики наказываемого «преступника».
– Кто посмел это сказать?! – взревел лидер городского управления, упивающийся своей властью не меньше, чем Клаудия.
– Иисус Христос! – прилетел не менее громкий и дерзкий ответ. – Слышали о таком? Или уже забыли?
Вместе с несколькими, чуть менее напуганными авторитетом власть имущих, горожанами Тереза повернулась на голос наглеца. Громкий бесстрашный глас принадлежал высокому крепко сложенному мужчине, не опускающему свой взгляд ни на секунду. Напротив, подбородок его всегда был вздёрнут чуть вверх, будто в готовности отразить любое нападение или напасть самому. Насмешка делала его волевое лицо почти привлекательным. Даже наличие шрамов от когтей животных, проглядывающих в колючей бороде, его ничуть не портило. Ехидный взгляд упал на лицо Терезы, и ведьма внезапно осознала, что только она продолжает смотреть на лицо смутьяна, а он беззастенчиво рассматривает её. Провидица густо покраснела, и поспешила перевести взгляд в сторону.
– Каков наглец, – хмыкнула Клаудия, когда они возвращались в монастырь, ставший за считанные дни обителью ведьм. – Жаль его не наказали за дерзость. Воскресный день стал бы только лучше.
Послушницы и монахини из числа людей «внезапно» предпочли отправиться в монастырь другой колонии. В Сентфоре остались только те, кто нравился сёстрам. Мать настоятельница осталась прежней. Главенство в госпитале взяла Патриссия, а все пригодные земли обросли травами новой Верховной, одержимой выведением лучшего Морозника.
– Я не испытываю радости от пыток, дорогая сестра, – прохладно ответила Тереза, раздумывая о ещё одной порции «мятного чая» и побега из города на день.
– Не спеши отстраняться, милая сестрица, – вкрадчиво проговорила Клаудия, – я хочу поделиться своей радостью. Моими маленькими успехами.
– Неужели совершенный Морозник дал всходы?
– Однажды даст, – с терпеливой улыбкой ответила травница, в чьи рыжие волосы начали вторгаться серебряные пряди, а небесно-голубые глаза тронула серая дымка. – Я вывела новый цветок. Внешне похож на одуванчик. Его можно добавить в любое зелье, и оно не изменит свои свойства. Однако если зелье с моим новым цветочком выпьет ведьма, то зелье на неё не подействует.
– Интересно, – остановилась Тереза, взвешивая важность открытия.
В руках травницы оказался лёгкий и безопасный способ находить нераскрытых юных ведьм. Даже под носом инквизиторов и любой охоты на ведьм. Никто не поймёт, что произошло, пока не станет слишком поздно. С другой стороны, после возвышения до Верховной, Клаудия начала меняться, и эти изменения Терезу пугали. Казалось, в травницу вселилось худшее от Хельги и примешалось к её тяге экспериментировать. Если раньше она позволяла себе невинные эксперименты над людьми, призванные найти более эффективное лекарство от хвори, то теперь на очереди встали ведьмы. Клаудия была невероятно рада видеть в Сентфоре как можно больше других сестёр, и это пугало ещё больше. Провидица видела в этом гостеприимстве по-настоящему страшные последствия.
«Для выведения безопасного морозника тоже нужны жертвы. Кто-то выживет, а кто-то нет! Или новые сёстры для пополнения ковена, если кто-то из нас «внезапно» умрёт?»
Проклятый город угнетал намного меньше, чем Клаудия. От Верховной хотелось бежать со всех ног, однако круг замкнут, и только смерть освободит от этой связи. К счастью, Верховная слишком замкнулась на своих экспериментах и не ограничивала сестёр в передвижении. Сбежать от круга не сможет ни одна.
После воскресной службы, Тереза покинула Сентфор, за границами города дышалось намного легче. После «мятного чая» немного кружилась голова, как после крепкого вина, но больше всего пьянило отсутствие тяжелого давления проклятия. Даже на кладбище для самоубийц, нехристей и прочих бедолаг, впавших в немилость, она чувствовала себя окрылённой.