— Мне рассказать о том, как ты был неподражаемо хорош?
Мальчишка повернул голову и убрал с лица волосы. Ответил тоже улыбкой — искренней:
— Да нет, не надо.
— Ну, вообще-то ты и правда был неплох, — честно сказала женщина. — Только очень спешишь и ещё мало умеешь. Но это придёт.
— Ты… в общем, ты… — он привстал на локтях. — Ты не это… не получила… да?
Женщина пожала плечами:
— Да что ты, юноша, для меня это просто работа. О таких вещах мы не думаем… по крайней мере не с клиентами. Но приятно, когда клиент… в общем, когда он такой, как ты. Добрый и молодой. А пришёл ты ко мне злой. Из-за убийств?
— Из-за каких? — Гарав снова опустил голову. Подушка пахла чистотой.
— Воины часто так делают. Идут к женщине, чтобы забыть о том, что убивали. Я думаю, убивать ты умеешь уже лучше, чем любить.
— Да, — буркнул Гарав. — Но я не из-за убийств был злой. Так…
— Ну не хочешь — не рассказывай, — согласилась женщина. — Будешь ещё? Ты заплатил за четыре часа, а прошла всего четверть срока. Или мне вернуть деньги за оставшееся время, и ты пойдёшь?
— У тебя нет детей? — Гарав не ответил на её вопросы, лёг на спину, закинул руки за голову.
— Есть дочь, она живёт… — Женщина вздохнула и не сказала — где. — Она не будет заниматься тем, чем я. Её уже учит шить хорошая мастерица, может быть, дочка откроет свою мастерскую… Это от сабли? — Пальцы её коснулись плеча Гарава.
Мальчишка кивнул:
— Откуда ты знаешь?
— Я же говорю — со мной бывает много воинов, я научилась различать. — Женщина не приставала, не пыталась возбудить Гарава — она просто трогала шрам. — Больно было, мальчик? — тихо спросила она.
Гарав поморщился:
— Нет, я не почувствовал… Потом было больно, когда шили… Я хочу ещё… тебя. — Он потянулся ближе, сомкнул — но несильно — пальцы на левой груди женщины. — Можно?
— Ты заплатил, — обыденно и необидно ответила она. — Ты сам или я?
— Я сам. Если хочешь, я постараюсь сделать тебе хорошо. Хочешь?
— Ну попробуй, — улыбнулась она…
…После второго раза Гарав уснул, а когда проснулся — женщина всё ещё была в постели. Она смотрела в потолок и не сразу поняла, что и Гарав на неё смотрит, а когда поняла — неожиданно смутилась. Потянула на себя край покрывала и немного покраснела — может быть, потому, что мальчик очень старался и на самом деле сумел-таки её по-настоящему возбудить, впервые за, пожалуй, много-много месяцев, и она неожиданно начала воспринимать его не только как простого клиента…
— Ты красивая женщина, — сказал Гарав, словно продолжая разговор, законченный только что. — Зачем? — Он не договорил, и так было ясно.
— Так вышло, — отозвалась она, давая понять тоном, что ей неприятен разговор.
— Так вышло… — выдохнул Гарав, снова переворачиваясь на спину. — Да, так вышло… Всё вышло, как вышло… Я пойду. Если там остались какие-то деньги — пусть они будут твои. И ещё… если тебе понадобится какая-то помощь для дочери — найди в Трёхбашенной оруженосца Гарава Ульфойла или его рыцаря Эйнора сына Иолфа. Это будет не за тело. Это просто так вышло.
Глава 12, в которой справедливость вызывает тошноту, а музыка и правда оказывается вечной
— Волчонок, вставай!
С этим криком Эйнор ворвался в комнату Гарава, и тот ошарашено подскочил на постели, уставился на рыцаря.
Было ещё почти совсем темно. Но откуда-то слышались шум, крики, лязг металла. А сам Эйнор был в одних штанах, но с мечом и кинжалом. За его спиной через комнату промчался Фередир, крикнул кому-то: «Бежим!»
— Что? — Гарав тоже вскочил, стал натягивать штаны, схватил меч.
— Скорее! — Эйнор дёрнул его за плечо. — На князя напали!..
…Позже Гарав не мог восстановить всех подробностей той схватки. Дрались в коридорах — то тёмных, то освещённых мечущимся факельным пламенем, и длинные клинки высекали острые веера искр, а сражающиеся то и дело спотыкались о тела, раненых, пороги, мебель… «Как страшно люди бьются с людьми», — почему-то то и дело мелькала в голове фраза из толкиеновской книги — и правда страшно, страшнее любых орков…
…Заговорщиков оказалось неожиданно много — в заговор был вовлечён один из капитанов охраны, дежуривший в ту ночь, он подпоил чем-то сонным смену и впустил из города заранее собравшихся у моста людей. Гарав более или менее стал понимать, что к чему, когда стоял в тронном зале, битком набитом тяжело дышащими людьми — полуголыми, но с оружием — и кто-то бинтовал ему льняной полоской глубокую и длинную рубленую рану на правой руке. Гарав поднял глаза — его бинтовал Олза, сын князя. Поймав взгляд Гарава, Олза подмигнул: