— Господи, но ведь это же Солнечный диск, из коллекции прапрапрабабушки Анкред!
— Славная вещица, верно? — так же громко откликнулась мисс Орринкурт. — Меня прямо в дрожь бросает.
— Увы, в наши трудные времена, — мягко проговорил сэр Генри, помогая Трой переступить через порог, — не всегда получается встретить почетного гостя так, как хотелось бы. Небольшой скромный банкет, сказал бы старик Капулетти. Ну что, пойдем?
4
«Небольшой скромный банкет» свидетельствовал, что поклонники таланта сэра Генри в английских доминионах и Соединенных Штатах Америки никогда не забывали своего кумира. Ничего подобного Трой не видела уже много лет. Сам он, заметила она, ел какое-то месиво, пропущенное предварительно через сито. Беседа шла общая, ни о чем и звучала так, словно текст был выучен заранее. На драгоценности мисс Орринкурт не смотреть было трудно. Трой заметила, что и сами Анкреды все время бросают на них взгляды исподтишка. Сэр Генри вел себя, как и прежде, обходительно, по-светски и, на взгляд Трой, изысканно. Комплименты его, в высшей степени искусные, отклонить было трудно. Он заговорил о ее работах, спросил, не писала ли она автопортретов.
— Только в ученические годы, когда мне не на что было нанять натурщика, — откликнулась Трой.
— Жаль, жаль. А то бы одарили нас безупречным изображением безупречной натуры.
«Сила», — подумала Трой.
Пили «Рудсхаймер». Когда Баркер остановился подле него, сэр Генри, со словами, что сегодня особый случай, согласился выпить полбокала. Миллимент и Полин с беспокойством на него посмотрели.
— Папа, дорогой, — заговорила Полин. — Думаешь?..
И Миллимент, следом:
— Да, папа. Ты действительно считаешь?..
— Считаю что? — Он посмотрел на обеих.
— Вино, — не в лад пробормотали они. — Доктор Уизерс… нежелательно… однако же…
— Наливайте, Баркер, — решительно скомандовал сэр Генри, — наливайте.
Со стороны Полин и Миллимент до Трой донесся легкий вздох.
За столом возникло некоторое напряжение. Пол и Фенелла молчали. Седрик, сидевший по правую руку от Трой, обстреливал целыми очередями слов любого, кто готов был его слушать. Поток комплиментов сэра Генри продолжался без перерыва все три перемены блюд, и, к огорчению Трой, мисс Орринкурт начала выказывать явные признаки враждебности. Она сидела слева от сэра Генри, а по другую руку от нее — Пол. С ним-то она и затеяла какой-то исключительно длинный и чрезвычайно возвышенный разговор. Пол отвечал с явной неохотой, но мисс Орринкурт бросала на него многозначительные взгляды и неудержимо смеялась при односложных ответах. Трой, заметившая, что хозяину это начинает нравиться все меньше и меньше, ухватилась за первую же возможность обратиться к Седрику.
— Нодди, — тут же сказала мисс Орринкурт, — а что мы завтра собираемся делать?
— Делать? — повторил он и после секундного колебания развеселился. — А чего хотелось бы моей девочке?
Мисс Орринкурт закинула руки за голову.
— Ей хотелось бы, чтобы что-нибудь случилось, — бойко залопотала она. — Что-нибудь славненькое.
— Ну что ж, если она будет хорошо себя вести, очень хорошо, возможно, мы разрешим ей посмотреть краешком глаза на большую-большую картину.
Трой уныло слушала этот обмен репликами.
— А еще? — по-детски настаивала мисс Орринкурт, бросая при этом весьма неприязненные взгляды на Трой.
— Там видно будет, — неловко откашлялся сэр Генри.
— Но, Нодди…
— Мисс Аллейн, — окликнула Трой Миллимент, сидевшая напротив хозяина, — может, мы…
И женщины покинули столовую.
Остаток вечера прошел спокойно. Сэр Генри показал Трой три альбома театральных фотографий, весьма ее заинтересовавших. Удивительно, подумала она, насколько елизаветинский стиль меняется в зависимости от перемен в театральном мире. Вот юный викторианец Генри Анкред, весь из себя ухоженный, разодетый, в рюшах, лентах, коже, в превосходном бархате; а вот нынешний, постаревший Генри Анкред в простом стилизованном костюме, явно сшитом из грубой сценической холстины. И в обоих случаях это одно и то же лицо — герцог Бакингэм.
Рядом нервно крутилась мисс Орринкурт. Присев на подлокотник кресла сэра Генри и распространяя вокруг себя ароматы духов с черного рынка, она бестактно кудахтала над старыми фотографиями и зевала над более поздними.
— Дорогой, — воскликнула она, — ты только посмотри на себя! Чего тут только на тебе нет, разве что кухонной раковины.