Стаса колотило и трясло. От активных действий он быстро покрылся потом, стонал и вскрикивал. А когда с помощью ножа, куска веревки и Пашиной майки им все же удалось зафиксировать жгут и перевязать рану, Стас совсем ослаб.
– Я видел их, – сказал Паша, вытирая окровавленные руки о свой свитер. – Они пошли в город.
– Тебя… не заметили? – Длинные паузы между словами давали понять, как трудно Стасу говорить.
– Нет. Они поймали… Ну… других людей.
– Сволочи, – Стас болезненно оскалился, тихо скрипнули сжатые зубы, – если б ни эти уроды, мы б в дерьме не оказались.
– Эти люди, - Паша проглотил очередной всхлип, – они ведь людоеды, да?
– Никакие это больше не люди! А-агх… Каннибалы, хуже зверей.
– Значит, если бы нас поймали, съели бы?
Некоторое время Стас молчал. Его лицо напряглось, глаза крепко зажмурились. Непонятно было: борется ли старший брат с особо сильным приступом боли, или же ищет наиболее подходящий для детских ушей ответ.
– Нет. – Наконец сказал он, - Я не позволил бы им.
Остаток вечера они молчали. Паша лег рядом с братом, положив под голову свой рюкзачок. Он слышал, как Стас тяжело дышит, как трясется и стучит зубами. Чувствовал, что несмотря на все их усилия, рана кровоточит. Чувствовал, как теплая и липкая кровь брата ползет по Пашиной коже, пропитывая ткань джинсов.
Его разбудил слабый, словно потускневший голос, старшего брата. Когда мальчик проснулся, дождь кончился. Тускло-серый сумеречный свет, пробивавшийся через крохотное окошко котельной, исчез. Его место заняла тьма, тягучая, и холодная, заполнившая все вокруг.
– Паша, проснись.
– Я и не сплю.
– Где фонарик? Нужно поговорить.
Походный светильник быстро изгнал темень из крохотного помещения. Резкие тени проступили на стенах и потолке. Мусор, старые тряпки, и коробки – все это в одно мгновение материализовалось, окончательно прогоняя сонливость, и лишний раз напоминая Паше о суровой реальности.
– Как ты себя чувствуешь? – торопливо пискнул Паша. – Не лучше?
Но Стас не ответил. Он смотрел на брата из-под полуприкрытых век и молчал. В кварцевом свете его глаза казались не синими, как обычно, а тускло золотыми. И грустными.
– Голодный? – не унимался Паша, - давай откроем банку ананасов? Ты хотел съесть их, когда мы придем в город.
– Где мой рюкзак? – Медленно проговорил Стас.
Паша пододвинул сумку так, чтобы Стас мог нащупать ее. Кривясь от боли, старший брат с трудом открыл самый большой отдел и извлек оттуда черный металлический предмет.
– Папин пистолет? – Удивился Паша, – Зачем он тебе?
Мальчик смотрел на оружие, запустившее в его голове калейдоскоп образов, воспоминаний, лиц и мест. Всего того, что медленно стирала из гибкого детского разума суровая реальность. Он вновь почувствовал тот острый, до слез дерущий горло ком.
Стас медленно, достал магазин, бросил взгляд на единственную пулю.
– Помнишь, я обещал научить тебя стрелять? – Стас вернул магазин на место, – думаю, уже пора.
– Ну, – замялся Паша, – ты же раненый, как ты научишь? Давай, когда выздоровеешь, хорошо? – улыбнулся было он.
Тишина. Старший брат не сводил с Паши глаз, и молчал.
– Хорошо? – тихо и неуверенно повторил мальчик.
– Видишь, – начал Стас, – сейчас пуля в магазине. Нужно дернуть затвор, – брат медленно сдвинул верхнюю часть пистолета, от чего оружие неприятно щелкнуло, – вот теперь она… М-м-х… в патроннике.
Было видно, что каждое движение дается Стасу с неимоверным трудом. Зарядив оружие, он сложил руки на бедрах и запрокинул голову, упершись затылком в стену. Брат дышал так тяжело, словно только что закончил длинный марафон.
– Стасик, может потом? Тебе же плохо…
– Давай научу пользоваться предохранителем, – переведя дыхание продолжил Стас, – мы же не хотим случайно бахнуть последнюю пулю, да? – Он говорил, будто не замечая Пашу, – вот эта штучка видишь? – Голос брата стал тихим и хриплым, – щелк, белый кружочек, стрелять нельзя. Щелк – теперь красный, значит можно. Понял?