Говоря это, Стас медленно проделал все действия по порядку и положил заряженное оружие на колени. Он с трудом повернул голову, и взглянул на Пашу померкшими глазами. Старший брат побледнел. Недавно мокрая от пота кожа высохла, и словно бы истончилась, демонстрируя обилие синих венок. И без того резкие черты обострились еще сильнее. Лицо Стаса напоминало обтянутый кожей череп.
– Сегодня ночью я, скорее всего, умру.
Стасовы слова дрожью пробежали по всему телу Паши, до самых ног. Первую секунду голова была пуста. Требовалось время, чтобы осмыслить такое, зацепиться за услышанное. Еще через секунду мысли стали проступать. Паша осознавал, что сказал ему старший брат, последний близкий человек на свете. Осознание пришло как волна жара, ударившая в мозг. Глаза сильно защипало, и мальчик почувствовал слезы на своем лице. Он понял, что не верит, отказывается верить словам брата. Словам Стаса, который за все время их совместного выживания стал таким взрослым, таким сильным. Человека, который, на удивление, так редко ошибался. Это понимание вылилось в бурю эмоций, с которыми мальчик справится не мог.
- Ты... Ты не можешь этого знать, – процедил Паша, – откуда тебе знать? – Он медленно встал, возвысившись над братом. – Зачем ты так? Ты обещал, быть со мной, когда мама с папой умерли. Обещал защищать! Теперь ты не можешь вот так бросить меня!! Оставить одного!!!
Последние слова Паша выдавливал из себя сквозь рыдания. Эмоциональный спазм спер дыхание, отразился в голове тупой болью, подкосил колени. Паша медленно опустился на пол, закрыв лицо руками. Он плакал. Плакал, и не слышал, как Стас тихо зовет его, пытается что-то сказать. Разум утонул в эмоциях, несознательно забылся и на время оградил себя от внешнего, враждебного мира, который стремился забрать у Паши последнего члена семьи.
***
Стас знал, что умирает. Нога онемела и стала холодной, шина, наложенная ими несколько часов назад теперь действовала во вред. Несмотря на это, он еще ощущал, как, как загустевшая кровь медленно течет из раны, а вместе с тем, как уходят силы. Силы жить, и на то, чтобы поддерживать в себе это желание.
Он уже смирился со смертью. Его удивляло, как быстро сменилось настроение. Ведь несколько часов назад он страшно боялся, паниковал, и непрерывно боролся со страхом смерти. Масло в огонь подливало то, что Стас не мог показать свои переживания брату, боялся напугать. Теперь в его душе поселилась апатия ко всему в этом мире.
Стас снова взглянул на пистолет, который безмятежно покоился на светло-бурой ткани пледа. Заряженный и готовый действовать, он отвращал от себя, и вместе с тем, казался невероятно притягательным. Ужасное, но верное решение любых человеческих проблем. Стас с трудом проглотил вязкую слюну. Перевел взгляд на брата. Маленький чумазый комочек сидел у его ног и непрерывно содрогался в припадке бессильной детской истерики. «Апатия. Я чувствую ее ко всему: к голоду, к полумертвому миру, к собственной жизни. Сказав о своей смерти, я думал, что чувствую безразличие и к тебе тоже. Как же я ошибся».
Мальчик сидел на корточках, обхватив светловолосую, опущенную голову хрупкими руками. Его узкие детские плечи содрогались в такт рыданиям. Эта картина, словно нож оцарапала загустевшую душу Стаса «Как? Как я могу оставить тебя одного? Умереть самому, означает обречь тебя на мучительную гибель от голода или и того хуже, гибель в лапах каннибалов».
Стас медленно потянулся к оружию. Когда кожа соприкоснулась с гладким металлом, он показался Стасу теплым, словно бы живым. Он медленно поднял руку, направил ствол в голову маленькому брату. Пистолет был тяжелым. Палец надавил на спусковой крючок, ослабшая рука задрожала. Стас почувствовал, что по его измученному телу побежали неприятные мурашки от понимания того, что он пытается сделать. Выстрела не произошло. Он не нажал спуск. Не нажал, потому что увидел большие, красные от слез глаза, смотревшие прямиком на заряженное оружие.
– Я… Я не могу этого сделать, - прошептал Стас.
–Ты хотел меня убить?
– Я…
– Ты хотел меня убить.