Девушка вскоре вернулась с проштампованной квитанцией, которую таможня подмахнула не глядя. Генри Блайт-Паллен выплатил смешные тридцать фунтов пошлины и вернулся в свою машину, где стал терпеливо ждать вызова в грузовой ангар. Ждать долго не пришлось. Сотрудник терминала пошел впереди машины, показывая дорогу, и через три минуты они добрались до огромных ворот с надписью «Док № 8». А вскоре Блайт-Паллен уже тащил к «ягуару» тяжелый ящик. Последняя подпись под актом сдачи-приемки — и вот он уже едет обратно.
Позже, вскрывая ящик у себя в офисе на Бонд-стрит, он испытывал сильное возбуждение, какое настигало его всякий раз, когда он получал с Востока особо ценный груз. Возбуждение было сродни сексуальному и имело все сопутствующие внешние признаки — такое же он испытывал только с женщинами, да еще в детстве, когда тайком смолил косяки на школьном дворе. С величайшей предосторожностью Генри снял с ящика крышку, памятуя о том, как в прошлый раз эта нехитрая процедура обернулась занозой под ногтем большого пальца на левой руке. Руки и сейчас подрагивали, глаза были жадно раскрыты, а с уст готов был сорваться традиционный для любого ребенка, оказавшегося под рождественской елкой, вопрос: «Ну что там?»
Аль-Наари сказал, что шлет ему «туристские безделушки». Генри его понял совершенно правильно — речь шла о товаре, который старик получил из какой-то другой страны. Что ж, это даже интригует.
Однако в следующую минуту Генри испытал разочарование и растерянность — в ящике оказались банальные музыкальные шкатулки, выполненные в виде игрушечных дворцов и домиков разного размера и формы. Тронув один из них, Генри услышал тоненькую, скрипучую и насквозь фальшивую мелодию. Во втором отделении ящика отыскались уродливые стеклянные колбочки, заполненные разноцветным песком, — на каждой красовалась этикетка: «Песок из реки Иордан».
Генри, все больше хмурясь, переводил взгляд с одного бестолкового предмета на другой. Джафар никогда прежде его не обманывал. В отличие, кстати, от самого Генри, который обманывал старого араба не раз и не два…
Выставив из ящика один за другим все домики и колбы, он увидел на дне еще кое-что: завернутую в упаковочную бумагу и целлофан отвратительного вида бижутерию: браслетики, ожерелья — все никчемное и выглядевшее так, словно предназначалось для пятилетней девочки из неблагополучной семьи. Генри сразу припомнил, где он видел нечто похожее в последний раз — в детстве он любил заглядывать в зал игровых автоматов на Блэкпулпир, и подобную мишуру можно было захватить «щупальцами» и выудить из стеклянного куба, который назывался «Сокровищница Флинта»…
Генри работал с Джафаром уже восемнадцать лет и впервые сталкивался со столь идиотской шуткой. «Игрушки, значит… — думал он, чувствуя закипающее внутри раздражение. — Безделушки… Ну что ж, а старик-то не врал… Мерзавец…»
Еще час назад Генри не сомневался в том, что термин «игрушки» был не более чем аллегорией. Теперь же он не знал, что и подумать. «Джафар, ох, Джафар… Что же ты делаешь, старый засранец…» Генри решительно притянул к себе телефон. Сейчас он наберет нужный номер и все узнает.
— Джафар! Здравствуй, уважаемый! Вот… получил от тебя посылочку. Ничего не понимаю. Удивил ты меня, Джафар, сильно удивил!
— Так тебе понравилась музыка, друг?
— Как тебе сказать, Джафар… В общем, очень даже ничего. Целый час сижу тут у себя и слушаю, не могу оторваться…
— Это мастерство швейцарских умельцев. Настоящее мастерство, друг! Да ты можешь сам проверить, заглянув под крышки. Там такие круглые цилиндрики… Приглядись к ним и увидишь, что это очень тонкая работа. И древняя! Очень древняя работа!
— Так, теперь понимаю…
Прижав трубку к уху, Генри тут же взял первую же попавшуюся под руку музыкальную шкатулку и снял с нее крышку, выполненную в виде черепичного ската с тремя крошечными печными трубами. Ага, вот и механизм… Тонкая работа, так ее… Тут без отвертки не обойтись…
— Понял, Джафар, теперь понял, — сказал он своему абоненту, находившемуся от него за тысячи километров на восток.
Схватив перочинный нож и отыскав среди лезвий самое мелкое, он стал ковырять кожух механизма. Тот долго не поддавался. Да, эти чертовы швейцарцы если уж за что-то взялись, то делают на совесть… Наконец ему удалось справиться с кожухом, а через минуту из цилиндра ему на ладонь выкатилась увесистая каменная печать.