Шомон: «Свя… щен… ник… свя… щен… ник… свя… щенник…»
Вмешивается Татьяна Мендес, завязывая сюрреалистический разговор с Клайдом.
Мендес: «Его священник убил?»
Боуман: «Не может быть. Не такого ответа я ждал».
Мендес: «А какого ответа?»
Молчание. Крупным планом мертвое лицо Шомона. Его рот искривлен последним произнесенным слогом.
Гровен (за кадром): «Надо позвать священника. Он об этом просит».
Затемнение наплывом.
Голос Клайда объявляет о прибытии отца Фелипе Альмеды, католического священника Фэрбэнкса. Тот сидит у изголовья Шомона, держа ухо в нескольких сантиметрах от губ живого мертвеца, который что-то говорит, задыхаясь. Камера приближается. Крупный план лица Альмеды, смущенно выслушивающего его исповедь.
17 декабря. Звуковая дорожка загромождена комментариями и распоряжениями Флетчера Татьяне Мендес. Медсестра заклеивает пластырем веки Шомона, который становится еще более неузнаваемым. Настойчивые вопросы об убийце Этьена прекратились. Боуман теперь больше интересуется тем, что произошло после убийства, а не до этого. Шомон содрогается под воздействием электрических и химических импульсов. В течение нескольких невыносимых минут выблевывает обрывки фраз, словно слипшихся от желчи.
Натан бросил взгляд на Карлу. Та сидела, отвернувшись от жуткой сцены, которую он ей навязал.
– Не надо бы вам смотреть на все это, – сказал он.
– Я и так уже не смотрю какое-то время. Только слушаю.
Француз на операционном столе цепляется за свою вторую жизнь, чтобы высказать свои последние слова. Слова, которые Боуман пытается вырвать у него чуть ли не щипцами.
Боуман: «Что в конце туннеля?»
– О каком туннеле он говорит? – удивилась Карла.
– Клайд намекает на пресловутые галлюцинаторные видения, описанные пережившими клиническую смерть: отделение души от тела и путешествие по длинному туннелю, в конце которого яркий свет.
Выходит, Клайд пытался проникнуть в тайну загробного мира. Расследовал загадку самой смерти. Неужели ключ к происхождению человека будет обнаружен ФБР?
Этьен Шомон корчится от боли, странно выворачивая свои покрытые коростой конечности, словно одержимый какой-то дьявольской силой. Флетчер вонзает ему длинную иглу в позвоночник и вводит спинномозговую жидкость, добавляя крупицы жизни этому ожившему трупу. Обезображенный отвратительным оскалом Шомон пытается что-то выговорить, исходя беловатой пеной. Бормочет, пуская пузыри в мир, который покинул год назад. Долгое охлаждение повредило немалое количество органов и способностей, которые хлопочущая вокруг него научная команда пытается восстановить с помощью инъекций, хирургического вмешательства и электрических разрядов.
Боуман: «Что в конце туннеля?»
Этьен Шомон вращает ничего не выражающими глазами, хрипит, гримасничает, оживленный искусственной энергией, которую щедро вливает в него доктор Флетчер. Но из-под дебильной маски прорывается живой ум, пытаясь вступить в контакт.
Шомон: «Г… г… гну… сно…»
Таково было второе слово, произнесенное Этьеном Шомоном.
Боуман склоняется к живому мертвецу и, запинаясь, бормочет.
Боуман: «Свет! Что за этим белым светом?»
Шомон: «Н-н… ч-ч-ч…»
Шомон отхаркивает какую-то пурпурную жижу и пузыри желчи.
Боуман: «Ночь?»
Воскрешенный не оставляет усилий. Впрыскивание каких-то химических веществ, которыми лекари стимулируют его нервную систему, начинает сказываться. Ему удается произнести пару слов тонким голосом, натужно икая.
Шомон: «Н-нии… ч-чето… нет…»
Боуман: «Этьен, что ты видел в конце туннеля?»
Шомон: «Ад… рай… это… ты… сам…»
Боуман: «А как же свет?»
Шомон: «Твое… сознание… Ты… сам… с собой… без… тела… толь… ко… твой дух… в пустоте… Только… во… ро… шишь… про… шлое…»
Боуман: «На что похож рай?»
Шомон: «Твоя… со… совесть…»
Боуман: «Наша совесть и есть рай? Или ад?»
Шомон: «Да… в зависи… мости… от твоего… прошлого… твоей… кармы… Нет никакого… представления о… времени…»
Боуман: «Сожаления. Угрызения совести. Неотвязная память о совершенных при жизни дурных поступках. Это и есть ад?»
Шомон: «Надо быть с-с-с… с-святым… чтобы наслаждаться этим…»
Приступ кашля прерывает слова Шомона. Он извивается, словно гусеница, резким движением вырывает несколько зондов. Потом начинает кричать от боли. Флетчер оставляет экраны контроля и вкалывает своему пациенту мощное болеутоляющее, погружающее его в вязкое забытье.
Натан понял, почему Клайд вдруг захотел быть кремированным. Его друг не желал рисковать, чтобы над ним измывались, как над оживленным Этьеном Шомоном.