– Ты за нами?
– Да.
– Пошли в дом?
– Сперва я хочу спросить тебя кое о чем.
– О чем?
– Скучаешь по маме?
– Да.
– Хочешь вернуться к ней?
Стоявший перед ним человечек был слишком мал, чтобы ответить на вопрос, определяющий все его будущее. И все же Натан знавал еще более юных детей, взявших свою судьбу в собственные руки. Маленькие колумбийцы, ровесники Джесси, работали на муниципалитет Боготы, а пятилетние филиппинцы, чтобы прокормить свои семьи, собирали мидий, выпавших из рыбацких мешков. Джесси обладала почти такой же зрелостью. Вот почему он поставил ее перед выбором, хотя уже сделал его за нее. Он хотел лишь удостовериться в правильности принятого решения.
– Нет. Я ненавижу Стива и хочу остаться с Томми.
Она не понимала по-настоящему, что отчим ее насиловал, но твердо знала, что ненавидит его. В ее возрасте огромный пенис насильника между ног не означал ничего, кроме боли и отвращения. Пока она не разобралась, что к чему, расплачиваться предстоит ее бессознательному, а это сулит в будущем массу всяких осложнений.
– Я тебе предложу кое-что, но надо, чтобы ты меня внимательно выслушала. Твоя мама больна из-за того, что пьет. Она редко бывает в нормальном состоянии и не может защитить тебя от человека, за которого вышла замуж. А тот не хочет добра ни тебе, ни Томми. Но зато я могу отвезти тебя на волшебный остров, где свободно разгуливают слоны. Хочешь там жить?
– С тобой?
– С Томми.
– А ты-то сам там будешь?
– Я поживу с вами несколько дней. Вас примет к себе один очень славный человек.
– А он кто?
– Ее зовут Шеннен. Она моя сестра. У нее там большой дом, на берегу моря.
Девочка стиснула руку Натана.
– Не хочу, чтобы ты нас бросил.
Джесси нуждалась в устойчивой эмоциональной привязанности. В любящем человеке, способном восстановить вокруг нее и Томми семейную атмосферу. Натану казалось, что Шеннен вполне могла бы стать этим человеком.
– Ты же знаешь свою сестру, – сказала ему мать, когда он спросил ее мнение об этой несколько безумной затее.
– Вот именно. Она никогда не боялась нарушать нравственные и общественные правила, которые ей пытались вдолбить с рождения.
– Думаю, она еще хуже тебя.
– Лучше.
– По крайней мере, она будет рада тебя видеть.
Входная дверь открылась, впустив порыв ледяного ветра и раскрасневшегося Сэма. Встреча с капитаном Блестером оставила на его лице улыбку, врезавшуюся так глубоко, что даже ветру не удалось ее стереть.
– Вы все втроем отплываете на «Синей звезде» через шесть дней. Судно грузовое, идет в Коломбо. Два захода в порт. Месяц в открытом море. Дети поедут в каюте Блестера.
– Спасибо, папа.
– Это Сола Блестера надо благодарить. Ты уверен, что хочешь отвезти ребятишек на Цейлон?
– Это будет зависеть от Шеннен.
– Твоя сестра кого угодно примет, лишь бы тебя повидать, – заметила Киоко.
– А Томми выдержит такое плавание?
– Возьму с собой лекарства.
– Что ты там будешь делать?
– Продолжу свой путь.
– Куда?
– Мой путь определен, папа. Ты сам мне его показал.
– Собираешься убегать всю жизнь?
– Завтра поеду к себе, надо забрать кое-что из вещей.
– Все, что я прошу, сынок, – это чтобы ты был счастлив и дожил до старости.
136
Натан оставил отцовский грузовичок в конце тропинки, над обрывом, погасил фары и прошел семьсот последних метров при свете луны. На песке были следы. Четырех разных людей. Заканчивались перед его домом и обратно не шли. Значит, гости все еще там. Не воры, потому что взять у него было нечего. Поджидают его за дверью, которую он никогда не запирал. Натан неподвижно застыл на пороге. Не издавать никакого звука. Дать глазам привыкнуть к полнейшей темноте. Мысленно представить себе комнату, в которую собираешься ворваться. Через несколько минут, наполненных шумом океана, он глубоко вдохнул, поднял ногу, медленно выдохнул в позиции розового фламинго и выбросил пятку вперед, ударив по двери и снеся ею того, кто за ней прятался. Одновременно Натан крутнулся на пороге и нанес удар влево, на тот случай, если «комитет по встрече» поджидал его и с той стороны. Его локоть наткнулся на препятствие, которое уступило с придушенным мычанием. Он прыгнул в темноту и кувыркнулся туда, где спрятался бы сам, окажись на месте противников, – в противоположный угол комнаты, менее других освещенный лунным светом. Его глаза, привыкшие к темноте, различили направленный на него пистолет. Он отбил вооруженную руку и, выпрямившись, нанес апперкот, вдребезги раздробивший подбородок.
Внезапно вспыхнул свет. Расширенные зрачки Натана ослепли на несколько секунд. Когда зрение вернулось к нему, он узнал Теда Уолдона, стоящего посреди гостиной с кольтом сорок пятого калибра в руке и с усмешкой на губах.
– Так это т…
Уолдон не успел закончить фразу – за утратой зубов, губ, челюстей. Удар ноги, снесший ему пол-лица, начался на «так это» и попал в цель на «т». Натан так и не узнал, что альбинос хотел сказать, хоть тот и остался жив. Эта позаимствованная из кинофильмов мания радоваться победе прежде, чем противник будет нейтрализован, не раз спасала Натану жизнь, в том числе и сегодня. Пол вокруг него был устлан телами, находившимися в довольно жалком состоянии. У Уинни Великана больше не было носа, а лицо стало таким же плоским, как дверная створка, которую он поцеловал. Чак Гиена выплюнул зубы и проглотил язык. У Фрэнка Меченого в ноздрях застрял подбородок. Что касается самого Уолдона, то на весь остаток убогой жизни его ожидало кормление через соломинку. Но при некоторой удаче и с большими усилиями эстетической хирургии квартет из Фэрбэнкса еще мог бы выкарабкаться, по крайней мере, если бы Натан вовремя вызвал «скорую».
Он проверил по углам, не затаился ли еще кто, и выпил стакан воды. Тишину нарушал лишь разбушевавшийся океан. Натан сбросил покалеченную шайку в подвал и запер на ключ. Потом, утомленный перелетом и своим энергичным возвращением, решил соснуть. Из парадоксальной фазы сна его вырвал мелодичный звонок. По электронной почте пришло сообщение.
В почтовом ящике его портативного компьютера теснились три е-мэйла от Нортона. Преемник Максвелла терял терпение. В выражениях, от послания к посланию все менее отточенных, он понукал Лава поскорее дать ему детальный отчет о ходе расследования. Натан на скорую руку накатал рапорт, приукрасив его подробностями и объявив устроителем бойни в лаборатории Владимира Коченка, как и было условлено с Драготти:
…Виновность этого русского подтвердилась во время моего визита в Ватикан. Кардинал Драготти располагает письмом отца Альмеды, в котором тот признается, что по собственной воле участвовал в инсценировке воскрешения Этьена Шомона, которую агент Боуман осуществил в лаборатории Фэрбэнкса. Видеозапись этой мистификации должна была побудить Владимира Коченка к действию. Боуман целый год пытался доказать виновность русского в смерти французского исследователя. Он в самом деле был убежден, что именно люди Коченка напали на лагерь Шомона во время его последней экспедиции на Аляску и уничтожили снаряжение, без которого там невозможно выжить. Идеальное убийство. Коченок таким образом избавлялся от мужа Карлы Шомон, которую страстно желал. Узнав в декабре, что Этьена вернули к жизни и что тот может заговорить, он организовал его окончательное устранение, заодно перебив и научную группу, занимавшуюся этим опытом. При этом он постарался выдать массовое убийство за действия грабителя или фанатика. Фетва, объявленная Тетсуо Манга Дзо, послужила ему прикрытием, а также принесла шестьсот тысяч долларов. Кардинал Драготти согласен раскрыть тайну исповеди и готов предоставить в распоряжение правосудия письмо отца Альмеды, равно как и кассету Боумана. Проект «Лазарь» закрыт. Больше не пытайтесь со мной связаться.
Не отправляя отчет, напечатал второй, гораздо более близкий к действительности, где привел точные факты. Пересказал свой долгий разговор с Драготти, указал местоположение сейфа и поведал о тяжкой тайне, хранимой братством.