— Ну же, ну… Кровь моя, сила моя, путь подскажи… Sangiri mi, forta mi, dogory vinnita…
Спустя полчаса Садди с облегчением прислонилась изнутри к деревянной двери. Здесь давно никого не было: пыль и изморозь толстым слоем покрывали пол и окна. Но за печкой нашлось немного дров – хороший знак, не придется тратить время на поиск хвороста. Можно сразу приступить к подготовке. Пятница и полная луна не будут ждать другого случая… то есть это она не будет больше ждать. Не может. Ведьмовство когда-то расцвело в ней с расцветом женской красоты и уже начало угасать после середины жизни.
— Нет, я не лишена еще сил – в мои-то сорок, — шептала колдунья, укладывая дрова в печь. – Ты слишком рано списал меня со счетов, волк. И я покажу тебе, на что ещё способна моя сила, на что способна любовь, которой ты пренебрёг…
Пока в печи грелась вода, Садди обошла кругом дом и нашла подходящую поляну в лесу. Принесла туда несколько поленьев и сложила их кругом, со «звездочкой» в центре. Вернувшись обратно, колдунья не спеша разделась, сложив одежду на печи – может, сохранит хоть немного тепла. Кожа сразу покрылась мурашками, но она не уже замечала холода, погрузившись во внутреннюю подготовку к ритуалу. Добавила в таз с теплой водой настойки любистока, ятрышника и хмеля. Шагнула в воду… от ступней к голове поднялась теплая волна. Мягкой губкой Садди набрала воды, выжала над головой и полностью погрузилась в себя. Когда она закончила омовение, вода успела остыть.
Длинная белая рубаха прилипла к мокрому телу. Садди взяла в железный совок несколько углей и вышла на мороз. Закрыв глаза на несколько мгновений, вдохнула колючий воздух и впилась босыми пальцами в снег, зарываясь, будто в песок.
Полная луна серебрила хвойный лес. Высокие верхушки деревьев пританцовывали в такт ветру, несущему с севера высокие облака, которые превращали звезды в мигающие лампочки. Колдовство набирало силу, и будто вместе с ним крепчал мороз.
Пламя, послушное древним словам, взметнулось выше неё, жадно схватило в объятия узелок с волосами Садди, переплетенными с шерстью Курта. Воздевая руки ввысь, то ускоряя, то замедляя шаги, она больше не замечала окружающего мира. Вокруг не было ничего: только стена ритуального огня, только стук крови в висках в ритм танца, только зов одинокого сердца.
— Забери мою силу, пламя! Призови того, кто меня предал! Верни мне мою любовь!.. Bekil sile, avrassa, akkırı bena thheri amu...
Ножом по ладоням – кровь в огонь. Забирай… забирай меня всю… Только его верни.
Танец колдовства, пляска крови, зов…
* * *
Однажды попросишь раскрыть свою душу, и в ней загорится садовый фонарь,
прогонит холодную зимнюю стужу, растают снега, и отступит январь;
с ладоней горячих посыпятся искры и вмиг подожгут полукругом восход;
и станет теплее. И мир будет чистый. Уменьшатся горы проблем и забот.
А после... в ответ свою душу откроешь. И ветер завоет как стая волков.
Седой белизной моё сердце отмоешь, постелишь на землю сто белых ковров...
И руки, которые ты целовала, и губы, которые скажут «прощай», — всё сгинет под снегом...
и в сердце кинжалом вонзится холодная, злая печаль...
Поэт Ампир
Молодой олень выдохся, Курт чувствовал запах его отчаяния. Малыш метался между деревьями, проваливаясь в сугробы и судорожно зовя своих. Можно больше не напрягаться – догонит.
Волк ел по необходимости: даже свежее, теплое мясо не приносило такого удовольствия, как раньше. Он пробовал жить и в городе, питаться, как люди, – было еще хуже. Среди толпы ему то и дело мерещилось лицо Садди… Лучше уж дикая свобода и звериное одиночество.
Он все время пытался убежать далеко, в чужие земли, но все равно оказывался ближе, чем рассчитывал. Злился на самого себя – тысячелетний оборотень привязался к женщине! Пф, смешно! Пусть даже это была женщина с волчьим сердцем.
Но в памяти постоянно вставала их первая встреча. Как она мимоходом, прикладывая снег к следам гарпиевых когтей на его плече, спросила: «А какая у тебя душа – волчья или человеческая?»
Курт яростно рвал олененка на части, забывая глотать. Вновь убеждал себя, что ему никогда не нравились их отношения, напоминавшие страстное и жесткое танго, танец двух людей, которые любят и ненавидят друг друга.