С этой мыслью я вышел наружу. Ночь, мягко ступая по камню, последовала за мной.
В Преисподней небо начинало светлеть — приближался рассвет. Нужно было спешить, чтобы успеть к построению. Но что делать с инраугом?
— Ночь, мне нужно быстро добраться до лагеря. Я могу полететь, но боюсь, что, увидев тебя без меня, демоны атакуют. Позволишь мне сесть на тебя?
«Древняя мать инраугов не против понести на себе юного демона Ааза», — прозвучал ответ в моей голове.
Я забрался на спину Ночи, устроившись между огромными шипами. Ее шкура была горячей, но не обжигала. Мы помчались к лагерю с невероятной скоростью, преодолевая расстояние, словно ветер, но в лагере пришлось замедлиться, чтобы аккуратно пробраться между шатрами, палатками и проснувшимися демонами.
За моей спиной раздавались удивленные возгласы:
— Это… Это… Это же инрауг! Как он его приручил? Кто это?
— Кажется, его зовут Ааз, он сын Азмодана!
— Невозможно… За всю историю Преисподней никому не удавалось приручить инрауга!
— Еще и такой огромный! Откуда Ааз его взял? Может быть, подарок отца?
— Даже у великих князей никогда не получалось приручить инрауга! Они же скорее отгрызут себе лапы, чем подчинятся!
Прибыв на место, я увидел, как моя когорта лениво собирается на построение. По большей части ее составляли демоны, но были и черти, и сатиры, и бесы, и прочие. Надо всеми возвышался неуклюжий и медлительный рокотанк. Немного уступая ему в росте, переминался с ноги на ногу испепелитель. Помятые и сонные лица выражали не только скуку и пренебрежение, какие бывают у тех, кто не ждет от предстоящего дня ничего хорошего, но и обреченность.
До меня донеслись обрывки реплик:
— … точно несдобровать с этим сынком великого князя во главе! Эльфийское отродье, а гонору как у генерала Аваддона!
— Вчера он побил Хаккара из легиона Белиала, а у того семь красных звезд!
— Да ладно, все уже знают, что тифлинг поддался из уважения к сыну великого князя, он сам признался.
— Не повезло нам с центурионом. Я уж думал, после прежнего хуже не будет, но Агварес превзошел себя, выбрав этого эльфийского хлюпика.
— При чем тут Агварес? Это был приказ великого князя! Да и вообще, хватит канючить, нытики. Какая разница, кто центурион? Недолго ему командовать! Это уже пятый за две недели! Не удивлюсь, если после следующей битвы нам придется искать шестого!
— Ха-ха-ха! Горвал, твои слова да князю в уши! Может, следующим буду я?
— Ты? Славикус — центурион? Скорее член Азмодана отвалится, чем ты станешь центурионом! С тобой же вся когорта сопьется!
Взрыв хохота помешал мне услышать ответ оскорбленного демона Славикуса — единственного во всей когорте обладателя красной звезды. Все остальные были ниже, но даже самые слабые, очевидно, не воспринимали меня всерьез как своего командира даже после вчерашнего шоу с Хаккаром. Впрочем, требовать от них уважения было глупо. Уважение добывается по-другому.
Гогот бойцов мгновенно стих, когда кто-то заметил меня, восседавшего на Ночи, и предупредил остальных. Глаза демонов расширились от удивления, но комментариев не последовало.
— Тринадцатая когорта, строиться!
Отдав команду, я спешился и встал перед строем. Ночь заняла позицию позади меня.
— Бойцы! — обратился я к когорте. — Сегодня великий день. Знаете почему?
По их сдержанной реакции на Ночь я предположил, что какая-никакая дисциплина в когорте есть, но последовавшие смешки развеяли мои иллюзии как дым.
— Первый день центуриона Ааза? — раздалось со второго ряда.
— Ха! Центурион впервые успешно просрался в Преисподней! Великий день и великая победа доминиона!
— Центурион, как покакал? — заботливо пророкотал огромный рокотанк. — Не обжег свою эльфийскую задницу? Слышал, они у вас нежные как шелк!
Когорта покатилась от хохота. Пламенеющий испепелитель покачал головой:
— Нет! Нет! У центуриона первое похмелье! Я вчера видел, как наш центурион выпивал с какой-то суккубой и тем странным демоном из легиона Белиала!
Короче, дисциплиной и не пахло. Легионеры продолжали обмениваться шутками, упражняясь в остроумии. Я вспомнил уроки истории мистера Ковача, где Ханг, Эд и Малик делали так же, веселя класс, — один в один. Учитель никогда не ругал за это и не затыкал шутников, давая им выпустить пар, иногда и сам смеялся, прежде чем невозмутимо продолжить урок.