— Космический корабль? — удивился Калеб, изумленно разглядывая панели управления.
— В две тысячи двадцать втором году Китай запустил на орбиту собственную модульную космическую станцию. Корабли «Шеньчжоу» доставляли на нее экипажи.
И словно в подтверждение слов Антенны папа сел в переднее кресло и нажал несколько кнопок. Панели зажглись тусклым светом, ожили мониторы, а под ногами что-то зажужжало.
— Видимо, корабль прибыл сюда со станции, но странно, что его оставили, да и приземлился он в странном месте, — Антенна размышлял на ходу, медленно пробираясь к догадке, хотя я уже постигла ее.
Из моих глаз потекли слезы, пока я наблюдала за отцом, который уже вводил неизвестные никому последовательности на компьютере с такой уверенностью, словно был здесь уже раньше.
— Но как твой отец узнал о нем? — удивленно спросил Калеб.
— Вот как.
Антенна открепил от стены фотографию, на которой были изображены четыре человека, парящие в невесомости — последний экипаж космической станции. И среди веселых лиц было лицо шустрого китайца — моего отца в молодости.
— Очуметь! — воскликнул Антенна. — Вьетнам, твой отец — тайконавт!
Я закрыла рот рукой и зарыдала. На плечо тут же упала рука.
— Эй, ты чего? — Калеб мягко пожимал меня за плечо. — Твой отец — герой. Это повод для радости, а не слез, — говорил он.
А я никогда не смогу им признаться в том, что всю свою жизнь презирала отца и считала его умалишенным.
Антенна уже наплевал на мои нравственные страдания и сел в кресло рядом с папой, пока тот продолжал переключать кнопки и жать на дисплеи экранов, активируя агрегаты корабля, который все это время питался энергией солнца.
— Эй, Лин, а что произошло там наверху? — Антенна вгрызся в кость папы и теперь ни за что не отпустит, пока не узнает хотя бы толику о космических путешествиях.
Папа оторвался от экранов и посмотрел на нас. Он указал пальцем в небо и произнес:
— Хорошо. Там хорошо. Звезды, много звезд. Тишина. Спокойствие. Легко. Воздух сушит. Паришь. Чернота. Одиноко-одиноко. Грустно. Дом голубой. Дом большой внизу. Красивый. Очень красивый.
Папа смотрел сквозь нас, уносясь далеко во времени и пространстве, далеко в прошлое и далеко в небо. А я не могла остановить свой плач. Папа так много говорил. И так много разных слов. Почему он не рассказывал мне раньше? Почему не позволил мне гордиться им?
Вдруг папа нахмурился, а потом продолжил:
— Пришельцы. Злые пришельцы. Сначала один. Потом второй. Ели пальцы. Ели друг друга. Плохо… чернота. Одиноко-одиноко. Грустно. Дом голубой. Дом большой внизу. Звал. Дом. Звал.
Папа обвел руками вокруг.
— Звезда. Священная звезда. Домой. Пора домой. Я упал на звезде. Я откололся и упал.
Тут я заметила, что уже никто из друзей не скрывал слезы, представляя тот кошмар, в котором оказались запертые на орбите тайконавты. Скорее всего, из-за отсутствия поставок продовольствия с земли экипаж стал голодать, а потом, как это произошло и с людьми на земле, они превратились в каннибалов. Разница была лишь в том, что они еще и находились взаперти. Все равно что застрять в лифтовой шахте вместе с чудовищами. У них был небольшой выбор: умереть от голода в космосе или умереть от зараженных внизу. Папа, мой отважный папа решил испытать удачу на земле, и как оказалось, не зря.
— Мне рассказывали, что его нашли блуждающим в лесу недалеко от Альп и привезли на Желяву, — я закончила рассказ папы. — Я не знаю, в какой момент он сошел с ума: в замкнутом пространстве на космической станции без воды и еды или же после жесткой посадки здесь на земле. Его нашли таким. С бредом на губах про пришельцев и звезду.
Снова рука на плече. Но теперь с другой стороны.
— Лин не сходил с ума, — это была Тесс. — Он все помнил. Просто не хотел возвращаться в те воспоминания. Хай Лин, твой папа — герой. Ты должна гордиться им!
И я гордилась! Мой папа просто чумовой! Всем папам папа! Получите уроды, насмехающиеся над ним и надо мной в детстве. Вы даже близко с ним не стоите со своими супер-правильными мозгами. Обертка ничего не стоит, всегда важна начинка.
А тем временем папа колдовал над пультом управления, мониторы уже передавали какие-то данные, которые понимал лишь он. Я хоть и читала по-китайски, но не так быстро, как отец. Для ребят так вообще все, что он делал, оставалось загадкой. Они просто прильнули к экранам, как к тайнику.
Наконец папа развернулся и ткнул пальцами:
— Пришельцы. Злые пришельцы, — сказал он.
— Ну давай говори, что здесь написано!
Антенна уже начинал бесить своим неудовлетворенным интересом. Как только я прочла, мое удивление выдало ребятам, что корабль хранил что-то очень важное.
— Иерихон! Тут написано «Иерихон»! — выдохнула я.
— Смотрите! Радарная сетка! — Калеб ткнул пальцем в один из мониторов.
Радарную сетку покрывали точки с иероглифами, которые обозначали то ли название, то ли кодовый номер. На что папа ответил:
— Звезда видит. Звезда ищет.
— Вьетнам, ты единственная, кто может перевести его. Что он говорит? — взмолился Антенна.
Хотите найти путь к сердцу Антенны? Превратитесь в робота.
— Пап, корабль может найти пусковые штабы Иерихона?
— Звезда! Звезда!
По его радостному восклицанию и без перевода было ясно, что да.
— Видимо, в корабль загрузили данные по Иерихону для отслеживания запуска ракет через орбитальную станцию, — предположил Калеб.
— Каждая держава пыталась спастись и от зараженных, и от случайного выстрела, — добавила Тесса.
— Китайцы всегда были отъявленными шпионами. Они всю свою космическую программу слизали с СССР. Не в обиду, — Антенна пихнул меня в вбок.
Мне то что? Китая больше нет.
— А значит достали и точное местоположение штабов «Иерихона». Офигеть! Лин — ты гений!
Антенна притянул папу к себе и поцеловал в лоб. Еще никогда папу так часто не называли гением, как сегодня. А я замерла, когда осознала, что если бы не настойчивость Антенны доказать мутантам превосходство человеческих способностей, взяв в миссию папу, то я бы и его потеряла в Бадгастайне.
Сердце снова сжалось в тиски, а глаза увлажнились. Твою мать, я никогда так много не плакала, как в этот день.
Но в следующую секунду все стало очень плохо. Датчики движения запищали, внеся в нашу тесную вечеринку во мраке нотки паники.
Мы взглянули на планшеты и Калеб высказал идею, общую для всех:
— Пора сваливать и быстро!
— Зараженные в двух километрах, идут с севера. Три группы. Еще две бегут с запада, — комментировал Антенна.
Мы выпрыгнули из корабля один за другим и побежали к снегоходу. Издалека показались синие тела, скакавшие к нам с южной стороны. Эта группа была ближе всех остальных.
Критически близко.
— Вьетнам, Антенна! Хватайте Лина и газуйте отсюда! — крикнул Калеб, снял с плеча винтовку и перевел ее в боевой режим.
Тесса повторила за своим сержантом. Или за командиром. Я не знаю, они до сих пор не разобрались, кто из них кто теперь в Маяке.
— Ребята, нам нужна помощь! Заберите нас отсюда! — кричала Тесса в микрофон, параллельно целясь в самых скорых.
Между нами и монстрами оставалось всего около трехсот метров, уродцы преодолеют их за десять секунд.
Я схватила отца за шкирку, усадила перед собой и дала газу. Антенна прыгнул к нам на снегоход на ходу. Больше троих снегоход не увезет, и я была безмерно благодарна Калебу, что он уступил свое место моему отцу.
В зеркало заднего вида я наблюдала за тем, как Тесса и Калеб встали спиной к спине. Я не знала, каковы шансы у этих двоих, но одно знала наверняка: Тесса будет защищать своего сержанта, ну или кто он там ей теперь, грудью.
23 февраля 2071 года 12:00
Тесса
Все плохо. Все очень плохо.
Зараженные настигли нас, едва мы вылезли из корабля. Снегоход не увезет больше троих, и теперь Калеб — вечный самопожертвователь — встрял в опаснейшую ситуацию.
Мы встали спина к спине и целились в зараженных, бегущих на нас с юга и запада — эти подобрались ближе остальных. Электропатронов у каждого всего по десять в патроннике и еще два магазина в запасе, а со стороны лесополосы к нам бежали еще несколько групп, Фелин обозначала датчиком движения на дисплее перед глазами приближение около трех десятков зараженных.