— У тебя есть конкретно твои знакомые на Полюстровском? Нам хотя бы узнать, что ему шьют.
Использовать её для вытаскивания Ворона из-за решетки не получится. Этим пусть занимается тот же самый Генадич, который обещал набрать днем, а вот информация не помешает. Лёха скрестил руки на груди, выжидающе на нее уставившись.
Катя мотнула головой и тяжело вздохнула.
— У меня — нет.
Парень выругался сквозь сжатые зубы.
Дополнение | Я дам тебя Имя ч.1
Сила Имени — есть Сила великая. В этом Доктор убеждался не раз за свою жизнь, сталкиваясь с этим феноменом. Он и сам сменил несколько имен, прежде чем стал Доком, и понимал, что каждый раз — разный.
Он не воспринимал это как клички, нет-нет, все было куда глубже и проще одновременно. Как корабль назовешь — так он и поплывет. Поэтому «Миша» существовал только для матери, одногруппников, преподавателей и прочих составляющих его социума. Для остальных он был собой — Доктором.
С чего начиналась эзотерическая галиматья, как сейчас выражался Леха, сказать точно нельзя. Наверное, с самого детства.
— До-о-о-охлик, — тянул противный, мальчишеский голос. — Задо-о-охлик!
Рыжий мальчик скрипел зубами. Не самая лучшая школа в далеко не самом лучшем районе. Задний двор, кусты и деревья, высаженные пару десятков лет назад, и этот урод, который треплет нервы с первого класса.
Мальчик был и правда худым, слабым, ни на что не способным. Но упорно старался держать плечи расправленными, голову — выше и злобно сверкать серыми глазищами. А своими ли? Мальчик понятия не имел.
— Я не задохлик! — вырвалось у него, а взгляд сам нашел камень. — Ясно тебе?!
Он не помнил, как это случилось. Вот поднимает камень, а вот осознает, что сидит верхом на этом уроде и замахивается в очередной раз. К тому моменту от лица у задиры ничего не осталось.
Потом — попытка сбежать, даже успешная, слёзы дома и тёплые объятия всегда понимающей матери. Она что-то напевала, шептала, гладила по всклокоченным волосам и говорила, что всё будет в порядке. Что это был не он, что это — нормально, просто, главное, никому не говорить. И мальчик верил. Потому начал называть свою ярость Зверем и иногда давать чувствам имена. Или это были не чувства? Мальчик тоже не знал. Но у них однозначно были лица и голоса, свои собственные амбиции, с которыми приходилось считаться. Он никогда не мнил себя особенным, никогда не считал себя больным. Просто был Зверь, были Чувства-Не-Чувства и странные мельтешащие видения в уголках глаз. Еще были сны, которые иногда сбывались. Как смерть деда — страшного человека, которого мальчик ужас как боялся, но всё же уважал. Как двойка по математике. Они просто были, жили бок о бок, и с ними тоже приходилось мириться.
Всё это катилось, точно огромный снежный ком, вбирая в себя всё новые и новые элементы. Карты матери, которые она редко доставала, теперь не казались обычными бумажками, а символы, нарисованные над входной дверью, обрели смысл.
Мальчик ещё не знал, как его зовут, но отзывался на имя «Михаил», никогда себя им не считая. Нет, он был кем-то или чем-то совершенно иным. Конкретнее мальчик сказать не мог, но уверенно заявлял — однажды обязательно узнает.
А пока мальчик любил биологию и английский, учил значения Таро и потихоньку приручал подаренные руны. Было сложно, но постепенно получалось. И вот деревяшки летели на доску, выстраивались узором прошлого, настоящего, будущего, и мальчик с уверенностью заявлял: этот его одноклассник ненавидит свою сестру, а эта одноклассница подвергается домашнему насилию. Ее бьет отец-алкаш, а мать не может уйти из страха перед самостоятельной жизнью. И так было с каждым. Мальчик забирался в самые тайные шкафы своего окружения, знакомился с их скелетами, а когда начиналась ссора или попытка к травле — бил по самому больному, вызывая страх и упиваясь им.
Да, он задохлик. Нет, он не будет это терпеть.
Набирать вес было бесполезно, он так и оставался щуплым, разве что к юности вытянулся в росте, но физической силы от этого не прибавилось. Поэтому решил, что его сила будет заключаться в другом. Знания школьные, знания старых, пахнущих другим временем, книг. Их был целый шкаф — потрёпанных, с обветшалыми переплетами, по страницам которых скользили тонкие, длинные пальцы, а серые глаза вчитывались между строк, улавливая суть.
— Десятка мечей?
— Самая плохая карта в колоде. Жди беды. Владыка Разрушения.
Мама удовлетворенно прикрывала веки, и уже этому юноша был рад. Он схватывал все на лету.