Под дружные аплодисменты и одобрительные возгласы Фадин прошел на свое место.
Никто больше слова не просил. Горюхин понимал, что настаивать на отделении бессмысленно, собрание не поддержит, и он снял свое предложение. Да и сам он понимал, что зря затеял ненужное дело. Неожиданно встретился взглядом с непутевым Угодниковым, и тот, втянув голову в плечи, виновато отвернулся.
Павел Фомич слышал, как за окном разгуливалась метель и хлестала в окна снежной крупой. Сердце сдавливала противная боль, он еле сидел и глубоко сожалел, что не послушался жены, не лег в постель. Это было бы лучше во всех отношениях. Мельком взглянул на Бориса, который внимательно слушал подсевшего к нему Мызникова.
Ему надо было бы встать и уйти, а он, поговорив с Телковым, неожиданно для всех поднялся и начал говорить.
— Я должен уйти… — произнес он и остановился, чтобы перевести дыхание, а людям показалось, что он только это и хотел сказать. В зале сразу установилась напряженная тишина, и все смотрели на председателя.
— Я не очень здоров… Сами видите… — опять произнес Горюхин, и люди пока не могли понять, к чему он клонит. Он сделал долгую паузу и обратился к артемовским людям. — А вы не обижайтесь на меня. Так вот получилось, — он с сожалением развел руками. — Все бывает: и так и эдак бывает. Не легко, не сладко быть председателем. Тут ведь к власти-то еще и хомут в придачу, и всегда с натянутыми постромками…
Люди, все еще не понимая, к чему он заговорил об этом, слушали, потому что ценили, любили, а теперь еще и жалели его. За долгие годы к нему привыкли, сроднились с ним, и уважение к нему было почти такое же незаметное, но постоянное, какое бывает в хорошей семье к доброму, справедливому и строгому отцу. С ним было легко и надежно. Он хорошо знал, что надо делать, вечно был чем-то занят, что-то планировал, прикидывал и всегда был озабочен делами хозяйства.
Горюхин не был суетливым и мелочным, но, кажется, не было ни одного дела, к которому бы он не прикоснулся, прошел мимо. Он неожиданно, но всегда к месту появлялся то тут, то там, умел со всеми радоваться общим успехам, глубоко переживал промахи и неудачи, был отзывчив к чужому несчастью. И если он заходил к кому-нибудь в дом проведать больного, посоветоваться о чем-либо или кого-то посовестить с глазу на глаз, то это воспринималось людьми как должное, что он просто не мог не сделать этого.
Особенно ценили Павла Фомича женщины. Для них он всегда был не просто хороший и заботливый хозяин, но и такой человек, моральный авторитет которого настолько был высок, что с ним считались даже самые бесшабашно-отбойные мужики.
Горюхина смущало молчание зала, и ему хотелось во что бы то ни стало разрушить его, хоть на минутку вызвать одобрительную реакцию. Он хотел сказать пару слов, коротко, но коротко у него не получалось на этот раз. Он стал называть уже известные всем цифры, доказывая, что колхоз не стоял на месте и никакой «топотухи» не было, хотя об этом слова не было сказано. Вообще-то, он всегда и везде говорил мало, а в этот раз его было просто не узнать.
— Я вот что вам скажу. Посмотрите на нашу речку. Не больно она у нас большая, но и не маленькая, не стоячая, а течет себе круглый год в большую реку. Приглядитесь к ней и увидите: подует попутный ветер — и волны-то вроде вперегонки. И плыть легко под ветер-то. — Горюхину показалось, что он овладел вниманием зала, и тишина уже не пугала, а, пожалуй, вдохновляла его. — А бывает и так, что ничего не плеснется и не шелохнется, будто уснула речка-то. Но это только так кажется, а на самом деле она знай себе течет куда ей положено. А бывает и наоборот: налетит шальной встречный ветер, всю ее взъерошит, так и кажется, что она назад пошла. Оказывается, и тут не то, сунь поглубже руку-то и сразу поймешь: течет речка-то. Туда же течет. Кто спорит, когда ветер встречный — плыть труднее. А сколько, сколько их было этих всяких встречных-то ветров…
Горюхин устало вздохнул и, морщась, стал медленно выдыхать, придерживая грудь ладонью. Он был бледен, и в зале давно уже догадались, что он болен, сам не свой.
Осторожно поднялся Телков и, пользуясь тем, что Горюхин замолчал, с выражением озабоченности на лице, что-то тихо сказал ему, и тот, улыбнувшись, кивнул в знак согласия, сказал еще пару слов, устало опустился на стул.