— Похожего на давнего знакомого. Вы их поднимите по рядам, по очереди, а я пойду и посмотрю. Говорить им ничего не нужно. Мало ли что нас может интересовать.
— Так точно. В один момент сделаем.
Подняли первый ряд и приказали сделать три шага вперед. Крутов шел медленно. Власовцы замерли в строю. На их лицах застыло чувство беспокойного любопытства и заискивающего подобострастия. Иногда подполковник спрашивал у кого-нибудь фамилию, и каждый отвечал с подчеркнутой охотой, словно хотел показать, что он готов назвать не только фамилию. Во втором ряду он сразу же заметил того самого власовца, сидевшего теперь на траве, из-за которого, собственно, и был затеян весь этот смотр. У Крутова застучало в висках, он не сомневался кажется, что это был действительно тот, о ком он подумал в самом начале. Крутов продолжал двигаться вдоль ряда также спокойно, сохраняя безразличие, хотя на самом деле еле сдерживал желание немедленно подойти к пленному. Он оттягивал этот момент, обдумывая предстоящий разговор.
А власовец, держа в одной руке хлеб, в другой котелок с водой, тоже, конечно, узнал его и как-то странно крутил головой, словно выбирал направление, куда бы ему кинуться, чтобы избежать встречи.
Подняли второй ряд, и Крутов наконец остановился перед пленным. Да, это был он, лейтенант Горбунин, считавшийся все эти годы пропавшим без вести. Крутов молча глядел на него. Все было знакомо: удлиненный разрез узких хитроватых глаз, широкие скулы, чуть перекошенный рот и кадык, ходивший от волнения под заросшей грязной кожей.
— Фамилия? — спросил Крутов, глядя в упор на пленного.
Лицо у власовца передернулось, на нем промелькнула не то улыбка, не то судорога. Он сделал глотательное движение и оттягивая куда-то в сторону лобастую голову, медленно, хриповато-простуженным голосом ответил, растягивая слова по слогам:
— Кле-щу-нов…
Крутов оторопел, еще раз взглянул на пленного и, отойдя, приказал стоявшему рядом начальнику конвоя:
— Выведите его, а всех остальных посадить, — и не оглядываясь подпел к кустам, где стояла подвода.
В первые дни войны полк, в котором служили Крутов и Горбунин, отходил по Могилевскому шоссе на восток и с марша стал занимать оборону на Березине. Капитан Крутов со своим уже значительно поредевшим батальоном занял позицию на усадьбе МТС, на западном берегу реки, чтобы задержать противника, не дать ему возможности с ходу переправиться по мосту. В какой-то мере это и удалось сделать, но силы были неравные, и на третий день противник выбил батальон Крутова из усадьбы и буквально столкнул его в реку. Но переправиться с ходу по мосту немцы так и не сумели: с нашей стороны уже били орудия прямой наводкой, обстреливали из пулеметов не только мост; но и ближайшие подступы к нему.
Переправившись через реку, батальон тут же занял оборону вдоль берега, в километре от моста слева. Перед рассветом немцы подвезли понтон, спустили его на воду, и группа солдат под командованием унтер-офицера поплыла через реку. Они, возможно, считали, что на противоположном, заросшем лесом берегу никого нет. Но Крутов лично следил за переправой, находясь в в прибрежных кустах вместе с бойцами.
Лейтенант Горбунин, работавший в штабе полка, но находившийся в этот момент в батальоне рядом с Крутовым, торопил его открыть огонь: «Давай спугнем их, а то они высадятся и потом уж их не выбьешь». Крутов тогда отмахнулся от Горбунина и посчитал, что тот боится, трусит, и особого значения этому не придал; в той обстановке и более опытные люди терялись и готовы были еще отходить на восток, искренне надеясь, что где-то они соединятся с могучим валом своих сил, идущих на врага. В это верили.
Крутов решил подпустить понтон к берегу и, как только немцы высадятся, взять их в плен. Но случилось неожиданное: немцы в пяти-шести метрах от берега, стоя, прижимая автоматы к животам, открыли ураганный огонь по прибрежным кустам. Может, они что-то почуяли, но скорее всего для острастки и собственного успокоения. Два бойца были ранены, и тогда по команде Крутова наши открыли по немцам прицельный огонь.
Когда понтон ткнулся о берег, вся группа была расстреляна, и только унтер, первым выпрыгнувший на берег, чудом спасся, но и у него была перебита рука.
Это был первый пленный немец, и люди с любопытством рассматривали его. Некоторые бойцы уже держали в руках новенькие автоматы, ножи и даже миномет, который они сняли с понтона.
Крутов стал спрашивать пленного, что за часть, в которой он служит, сколько их, и что у них за техника.