— Как, как? — оживился Анисов.
— Мишель де Бузук, — уныло повторил комбат.
И снова Анисов хохотал до слез, и Воронин, глядя на него, на этот раз тоже не выдержал и залился своим звонким смехом.
— Вы мне сегодня, комбат, вместо физзарядки час смеха устроили, — отдышавшись, наконец произнес Анисов. — Ну и артист. Надо же придумать такое: Мишель де Бузук… А сам, наверно, отпетый башибузук. А? — Воронин пожал плечами. — Ну и попало, конечно, вашему де Бузуку?
— По всем правилам… А для Трушковца это была находка.
— Сколько лет этому де… Баши-Бузуку?
— Двадцати нет еще…
Анисов посуровел, задумался, и лицо его неожиданно приняло сосредоточенно-печальное выражение; он вспомнил сына, который был всего на три года старше Бузукова и воевал на истребителе где-то на Южном фронте.
Воспоминание о сыне каждый раз вызывало у него острое чувство тревоги. «Володька-то у нас тоже ведь заводной», — подумал он и ощутил легкую боль в сердце. Он приложил руку к левой стороне груди, будто поглаживал карман гимнастерки, но Воронин заметил и понял этот отвлекающий его внимание жест. Покачав головой, Анисов произнес:
— Эх, Воронин, Воронин… Нет еще двадцати… — повторил он. — В этом возрасте им бы только влюбляться, а они ходят в обнимку со смертью… — Помолчав, спросил: — Вы видели его личное дело?
— Нет.
— Надо и анкеты читать, дорогой мой! — Он взял со стола личное дело Бузукова. — Вот полюбуйтесь, — показал он, отчеркнув нужный абзац ногтем.
Бузуков в короткой автобиографии писал, что отец погиб в тридцать седьмом году. Фраза эта была трижды подчеркнута разными цветными карандашами.
— Мне намекал Трушковец, — начал было Воронин.
— Намекал… — с укором в голосе остановил его Анисов. — Вы же бывший политработник.
— Мне было неловко спрашивать об этом Бузукова, чтобы не настораживать и не травмировать его. Сын за отца не ответчик…
— А ему и не за что отвечать. Я знал его отца. Это был крупный партийный работник. Он только-только получил новое и очень большое назначение. Был у товарища Сталина и вернулся домой, чтобы сдать дела. Перед отъездом, на даче, пошли с женой купаться на Волгу, он нырнул и… — Анисов развел руками, — не вынырнул: разрыв сердца.
Попрощавшись с Ворониным, он попросил подослать завтра к нему Бузукова.
— Не говорите ему пока о нашем сегодняшнем разговоре. Пусть он доложит о подготовке операции.
Мнение о Воронине у Анисова резко изменилось к лучшему: он понравился ему.
Прибрав на столе бумаги, надев поверх гимнастерки зеленую стеганку, Анисов в сопровождении ординарца направился в подразделения.
Бузуков, как было приказано, пришел днем. Анисов поздоровался с ним за руку, предложил раздеться, пригласил к столу. После, нескольких общих слов разговор зашел о предстоящей вылазке. Младший лейтенант развесил на стене карту и схему расположения немецких ходов сообщений, землянок, в том числе офицерской, кухни и предполагаемых постов и секретов. Все это было выполнено грамотно, четко, с подробностями, и по всему чувствовалось, что над этим долго и тщательно работали.
— Откуда такая точность?
Бузуков рассказал, что та часть немецких позиций, которая изображена на схеме, долгое время не обстреливалась с нашей стороны не только из минометов и пулеметов, но и из снайперских винтовок, и немцы быстро привыкли и поверили, что этот «пятачок» не просматривается и не простреливается. Граница «пятачка» настолько четко была нами ограничена, что немцы клюнули на эту наживку и как только входили в его зону не соблюдали элементарной предосторожности. На самом же деле этот пятачок хорошо просматривался и всегда был под тщательным наблюдением и на огневом прицеле. Вот по такому беспечному движению противника и были выявлены ходы сообщений и прочие объекты. Как проникнуть в боевые порядки немцев, тоже не представляло трудности, — к минным полям и заграждениям вели скрытые подходы, были сделаны необходимые лазы.
С их же стороны овраг, разделяющий обе позиции, хорошо просматривался днем, а ночью тщательно освещался, и немцы, судя по всему, считали этот участок самым надежным, то есть неблагополучным для перехода с нашей стороны. Это обстоятельство учитывалось в батальоне чуть ли не как одно из главных.
— Вот к этой группе кустов, — показал Бузуков на схему, — должны подойти наши разведчики. Здесь можно пролежать целый день, что позволит лучше сориентироваться, а потом, с темнотой, сделать вылазку. Но можно все сделать и за одну ночь. Мне лично кажется это более целесообразным.