— Молодец, младший лейтенант! Молодец! Теперь скажи откровенно: сам-то мог бы осуществить свой замысел?
— Так точно, товарищ подполковник! — обрадовался Бузуков.
— Подбирай напарника.
Через сутки после этого разговора в самом ближнем к линии фронта блиндаже Бузуков, старшина Кривчук и Воронин ждали наступления темноты. День был пасмурный, ветреный, но дождя как будто не предвиделось.
Старшину Кривчука, незадолго перед заданием получившего это звание, Бузуков выбрал себе в напарники сам, учитывая главным образом его незаурядные физические данные, что должно было немало пригодиться при захвате языка.
Арбутов, правда, был против Кривчука, но доводов веских у него не было.
Когда совсем стемнело, Воронин пожал разведчикам руки, и Бузуков с Кривчуком быстро скрылись из виду.
Над передовой, куда они поползли, то и дело взлетали осветительные ракеты, оттуда доносились отдельные выстрелы, темноту ночи то в одном, то в другом месте прочерчивали цветные линии трассирующих пуль.
На операцию отводилась всего одна ночь, а при удачном и быстром захвате языка — два-три часа. И только в крайнем случае, если разведчикам придется по каким-либо обстоятельствам переждать день в овраге у кустов, как это предусматривалось одним из вариантов, — сутки.
Однако через час Воронину доложили, что Кривчук вернулся один. Вскоре его доставили к нему, а затем и к Хребтову. Вид у старшины был страшно растерянный.
По его словам, случилось что-то неладное. Бузуков пополз вперед, предупредив Кривчука, что будет ждать его за минным заграждением. «Если завяжется свара — не лезь, уходи», — строго наказал он старшине.
Как только, по предположениям Кривчука, Бузуков приблизился к немецким позициям, зажглись ракеты, началась стрельба, послышались голоса немцев, затем смех, радостные крики, и все смолкло.
Сообщение это и сам факт возвращения Кривчука ошеломили в полку всех. В то, что он рассказывал, верилось с трудом.
Стали ждать возвращения Бузукова, но прошли ночь, день и еще одна ночь, а о нем ни слуху ни духу по-прежнему не было. По всей линии обороны, занимаемой полком, да и соседними частями дивизии, было установлено тщательное наблюдение. Немцы, однако, ничем не проявляли своего беспокойства ни в ту ночь, когда исчез Бузуков, ни в последующие сутки, и это особенно смущало командование полка.
Представители штаба дивизии, узнав о возвращении Кривчука, тут же прибыли в полк. Уже немолодой майор из особого отдела долго беседовал с Ворониным, Арбутовым. Разговаривал с Хребтовым и Анисовым.
— А может быть, действительно не следовало посылать Бузукова? — спросил он осторожно у Анисова.
— Почему же вы так думаете о младшем лейтенанте? — в вопросе Анисова было нескрываемое отчуждение.
— Я просто спрашиваю, Константин Михайлович.
— Мы не знаем, что случилось с Бузуковым. Я не думаю, что здесь допущена ошибка. Человек он верный и, если жив, как-то даст о себе знать.
На четвертый день после исчезновения Бузукова, к вечеру, в полк прибыл комдив. На узком совещании он устроил разнос за неумелую и беспечную организацию вылазки, за безответственность при подборе кандидатуры. Он ссылался на материалы проверки, в которых фигурировало признание Кривчука: ему якобы показалось подозрительным поведение Бузукова, оставившего, его. Кроме того, он ясно слышал голос Бузукова, разговаривавшего с немцами на их языке и именно поэтому вынужден был возвратиться.
— Трудно поверить, как это вы, товарищ Хребтов, опытный и боевой командир, могли допустить такой промах. Виновных строго накажем. Воронин и Арбутов будут понижены в должности и звании. Прошу через три дня доложить мне лично, какие меры приняты па предупреждению возможных провокаций со стороны немцев. — Комдив недовольно взглянул в сторону тяжело вздыхавшего Анисова.
— Вы, я вижу, не согласны, товарищ Анисов.
Комиссар встал.
— Я не просто не согласен, я, говоря честно, не верю в эти поспешные и предвзятые выводы проверки, которые вам доложены. Проверявшие не знают ни Воронина, ни Арбутова, ни тем более Бузукова…
Комдив раздраженно прервал его.
— Но Бузукова-то нет! Или у вас есть другие сведения, товарищ Анисов?
— Пока только убеждение в порядочности и преданности Бузукова.
— Преданность кому? — съязвил майор из штаба армии, прибывший с комдивом.