Коттен поставила бутылку:
— В таком случае это значит, что Ноев было несколько?
Пол сделал глоток из бутылки и облизал губы.
— Вы сказали, что эти люди путешествовали по всей земле. Почему вы думаете, что именно эту табличку не отдали Ною? Может, он сам все это написал или получил уже в готовом виде. Вроде как инструкцию. А потом кто-то перевез его сюда.
— Глифы, — отрезал Эдельман. — Ной не сумел бы ни написать такого, ни прочитать.
Пол пожал плечами, и на его лице отразилось смущение.
— Если эти надписи предсказывают Всемирный потоп здесь, в Перу, — сказала Коттен, — тогда идея про нескольких Ноев полностью перечеркивает библейский сюжет.
— Если это противоречит Книге Бытия, фундаменталисты будут не в восторге, — сказал Пол и повернулся к Коттен. — Это как с твоей «костью творения», только наоборот. — И добавил, участливо улыбнувшись: — Уверена, что хочешь идти дальше по этому пути?
— А сейчас у меня других путей нет. — Коттен посмотрела на Эдельмана. — Вы согласны, что Пол в чем-то прав насчет нескольких Ноев?
— Да, — ответил Эдельман. — Но есть еще одна загадка. Дело даже не в том, что именно здесь написано. У нас имеется предмет, которому тысяча лет, а на нем — надписи на языке, в котором объединены различные символы, принадлежащие разным культурам. В лучшем случае древний писец должен был бы потратить целую жизнь, чтобы вырезать все это, да и то при условии, что у него идеальный алмазный резец и все прочее. — Он махнул рукой в сторону хрустальной таблички. — Так что главный вопрос не в том, что там написано, а в том, кто это написал!
У Коттен сжалось сердце:
— Может быть, мы имеет дело с посланием, которое собственноручно написал Господь?
Туман
Уже похолодало и совсем стемнело, когда Эдельман, Пол и Ник расселись в обеденной палатке вокруг большого раскладного стола и принялись за торжественный прощальный ужин.
— Лучше бы мы наняли поваром американца, а не местного, — сказал Пол. — Не уверен, что смогу заставить себя слопать морскую свинку.
— А ты не называй ее морской свинкой, — сказала Коттен. — Называй ее по-перуански — куи, и станет легче. Кстати, по-моему, очень вкусно.
— Дело привычки, — сказал Эдельман и отправил в рот картофелину. — Между прочим, женщины чаще мужчин считают те или иные кушанья отвратительными. Отвращение — это инструмент, с помощью которого природа охраняет нас от болезней. Следовательно, женщины должны быть более чувствительны к таким вещам: они вынашивают и растят детей. Британские ученые установили любопытный факт: по мере того, как с возрастом снижаются репродуктивные возможности, снижается и порог чувствительности.
Пол потыкал вилкой нарезанное ломтиками мясо куи, не решаясь взять его в рот.
— В Корее нас угостили бы божественным супом, который называется «босинтанг», — сказал Эдельман.
— Боюсь спрашивать, что это такое.
— Бедный Тузик, — сказала Коттен и тявкнула.
Пол застонал.
— Я могу дать тебе адреса сайтов с рецептами самых экзотических блюд.
— Нет уж, я пас, — сказал Пол, ковыряя куи вилкой.
Ник наклонился и прошептал Коттен на ухо:
— Слушай, этот всезнайка достал только меня или тебя тоже?
Она ответила легким кивком. Коттен все больше уставала от непрекращающегося потока энциклопедической информации, которую выдавал Эдельман, но понимала, что надо уважать хозяина. Повернулась к Полу:
— Ну не будь таким неженкой. Попробуй!
— Вот именно, не тормози, — сказал Ник. — Вот я, например, жутко проголодался. Черт, если бы сейчас на север прокочевала лама, я бы запросто откусил от нее южный конец.
И он, с наслаждением причмокивая, стал жевать мясо.
Пол поднял вилку:
— Сейчас скажешь, что по вкусу она как цыпленок?
— Все мясо — как цыпленок, — произнес Эдельман.
— Может быть, в прошлой жизни я, как вы выразились, вынашивал и растил детей, — сказал Пол, — но я даже это чертово тофу не могу есть, а теперь приходится есть… куи. — Он отрезал кусочек и медленно поднес ко рту.
Ник, улыбаясь до ушей, дожевал кусок, проглотил его и запил водой из бутылки:
— Представь себе, что ты участвуешь в реалити-шоу, а на кону миллион баксов.
Пол положил мясо в рот. Одно мгновение он нерешительно держал во рту кончик вилки, а потом наконец принялся разжевывать мясо морской свинки. Его нос наморщился и заострился, а челюсти медленно заработали.