И Сора была одной из них. Она не боялась смерти, как не боялась отправлять в её власть врагов своих...
И если бы Гармаша спросили, что он чувствует, глядя на свою супругу, он бы ответил, что страх.
— Ну так и... Какой у нас план? — Своим невинным и слишком спокойным голосом спрашивает Ассасин, любовной оглаживая два топорика.
— Мы идём в Шан-Го,чтобы поставить барьер. А демоны давят вампиров и восставших. И ты, с ними во главе. Ты подписала контракт.
И если бы Гармаша спросили, что он чувствовал в тот момент, он бы ответил, что ярость.
Когда за его спиной замерцал барьер, а в сознание проник радостный гул горожан, он осознал, насколько он слаб.
Каждый из их компании.
Ни сила Некроманта, ни мощь драконов на пару с василисками ничего не могут против барьера.
— Дочь Асу сражается за нас за этим барьером! — Рявкает он подбежавшему советнику, от чего Старичок подскакивает на месте. — Твою мать, моя жена сражается за этим барьером!
Он запоздало понял, что вокруг них воцарилась тишина, разбившаяся чьим-то громким "помилуй меня Зорана..."
Ассури смотрели на быстро уходящего к дворцу Императора и боялись дышать. И не смея повернуться и посмотреть на барьер, едва видимо мерцающий в предрассветных сумерках.
Конечно, если бы Гармаша спросили, что ему дороже - жители Шан-Го или мало знакомая Сора, он бы не смог ответить.
Много или мало знакомая, но эту женщину он взял своей женой, что обязывало его о ней заботиться. Но и Шан-Го он принял под свою защиту в память об Асу, легендами о котором болел достаточно долго.
И как он потерял контроль над своей силой после изгнания того новым Императором...
И как потерял контроль над своей силой после ухода того порталом в другой мир...
Он сам себе поклялся не дать Шан-Го в обиду и честно выполнял это обещание почти тридцать лет...
Пока не пришла Сора.
Дочь Асу.
Когда он увидел её впервые маленькой девочкой, он почувствовал жгучую обиду на судьбу и, несмотря на смерть девяти претенденток на роль его жены, он молился, чтобы девочку не приняли.
Пусть лучше она умрёт быстро, чем он будет потом вмешиваться в её возможный брак с другим мужчиной, чувствовать её подростковые гармоны...
Но её признали и ему ничего не оставалось кроме как смириться и забыть.
И он долго искал её среди жительниц Шан-Го. Он помнил силу своей Избранницы, он знал, что она одна из них, что она такая же...
Но ни молодняк, ни женщины более старшего возраста... Никто не находил в его силе отклик.
И вспомнив чувство обиды, которое преследовало его после пробуждения, он пришёл в ужас. Не мог же он связаться с мужчиной?!
Но тем не менее его советник вновь развернул глобальные проверки. Всё жители проходили тест на совместимость и наиболее подходящие представили перед Императором.
Но ни мужчины, ни женщины, так и не смогли пробудить в нем воспоминания.
Значит придётся ждать, пока связь не потребует закрепления.
Когда он увидел её во второй раз, она была перепачкана чужой кровью. На краю сознания он чувствовал её панику и страх вперемешку с решимостью... Но её людей оставалось всё меньше, а врагов всё больше и больше...
И он ей помог. Чтобы ему не мешали.
Звериные инстинкты требовали взять своё, требовали закрепить связь, заклеймить Избранницу общим плодом...
И ментальное внушение страха перед другими мужчинами вышло из под контроля. Едва не разбив нестабильное сознание, он вовремя был прерван единственным, о чьей смерти жалел больше всего на свете.
Отец вовремя вмешался, за что незамедлительно был уничтожен силой Гармаша. Он не справился с собственным сыном, а может и не хотел справляться.
А потом Гармаш почувствовал смерть ребёнка и сердце заледенело. Не могли же его женщину... Или не могла же его женщина... Или...
Но он сорвался вновь, разнеся аж целую башню замка.
Советник кузнечиком скакал вокруг с отварами и настойками, пытаясь успокоить своего подопечного, за что был впечатан в стену.
А когда Гармаш увидел её впервые в этом мире, он почувствовал смерть. Она дыхнула ему прямо в лицо, костлявой рукой дотрагиваясь до сердца.
Леур его не простил. И Леур был, в прямом смысле, за спиной Соры.
Эти синие глаза, вынимающие душу, до боли напоминали глаза мокрых фантазий большинства населения Шан-Го. Гореть такой жаждой могли только глаза Асу, и Гармаш изредка позволял себе забыться.