Поначалу селяне звали Аксинью ведьмой, но она сама называла себя ведьмачкой. Никто не знал, что это значит, но словечко пришлось селянам по душе. Они даже немного гордились, что у них не обычная ведьма проживает, которая ничего не умеет кроме, как порчу навести. Аксинья-то у них всё-всё умела, она и хвори лечила, и роды у баб принимала, и вывихи вправляла. Сама, при этом, была молчаливой, загадочной, рот открывала только по делу да для молитвы. И молитвы у неё были чудные, но помогали всегда.
Барина молодого тоже Аксинье лечить пришлось, когда все городские лекари от него отказались. Лошадь его на охоте понесла, да и скинула в овраг. Нашли не сразу. Только к вечеру Елена Сергеевна хватилась сына. Всю ночь дворовые с факелами по лесу ходили, только к утру обнаружили у одного из оврагов пасущуюся лошадь, ну в тот овраг то и заглянули, а там барин, а из груди его палка торчит.
Елена Сергеевна тогда всех лекарей городских к себе пригласила, денег сулила заплатить, лишь бы сына спасли. Но лекари пожимали плечами и предлагали пригласить батюшку, дескать, преставиться молодой человек не сегодня, завтра, негоже помирать как нехристь.
Приказала тогда Елена Сергеевна позвать Аксинью, в ногах у той валялась, молила сына спасти, золотые горы сулила. Аксинья не отказала, но и не обнадеживала. Только после её лечения молодой барин остался жив, но, говорят, умом слегка тронулся, стал смеяться страшно, да к девкам приставать, чего за ним ранее не наблюдалось совсем.
— Ведь загубят в барской усадьбе Ульянку нашу, — добавила Степанида, — загубят. Марфушку Иванову-то так и не нашли. А куда она могла деться? А Алька? А другие девки?
Долго разговаривать не стали. Фрол коня вывел и поскакал в сторону города, больше Ульяне податься-то было некуда, по его мнению.
***
Дочь он заметил издалека, остановился рядом, где она таилась, и стал тихонечко звать:
— Доченька, Ульяна, выходи, не прячься, не бойся. Надумали мы с матерью, как тебя от службы в барской усадьбе уберечь.
Ульяна откликнулась:
— И как же, тятенька?
— К ведьмачке тебя отвезу. Уж она-то придумает, как тебя от барыни спасти. Нужна ты ей. В помощницы она тебя хотела.
— Так ведь от меня все отвернуться на селе, тятенька, — заплакала Ульяна. — И замуж никто не возьмет, будут десятой стороной обходить.
— Зато живой останешься, а там придумаем что-нибудь, — ответил отец, — идем, отвезу тебя к ней, а то светает уже.
Фрол посадил Ульяну перед собой и направил лошадь в лес.
Лесная дорога тянулась сквозь густые ряды старых сосен и дубов, образуя туннель из зелени и тени. Под ногами шуршали опавшие листья, изредка трещали ветви под тяжестью птиц. Через некоторое время они подъехали к лесной избушке, спрятавшейся в укрытии могучих деревьев. Она была построена из грубых бревен с крышей из соломы, которая покрывала стены до самого земли. Стены были обвиты плющом.
Аксинья не спала, чувствовала, что будут у нее посетители. Она стояла в дверях и ждала Фрола и Ульяну.
— Что привёз-таки дочку мне, — уточнила Аксинья, когда Фрол снимал испуганную Ульяну с лошади.
— Привёз, Аксиньюшка, — заискивающе проговорил Фрол, — привёз.
— А я её ещё по прошлому году себе просила, — проворчала женщина, — где бы сейчас неприятностей многих избежали.
— Ох, не знали ж мы, что так случиться, всё расстаться с ней боялись.
— А теперь не боитесь?
— И теперь боимся, Аксинья, да беда пришла к нам, дочку теперь спасать надо.
— Знаю я про беду вашу, только вот что! Если барыня чего в голову вбила, так не отступиться. И я ей не указ.
— Ну, придумай что-нибудь Аксинья, ты всё можешь. Христом богом тебя прошу, только спаси дочку. — Фрол бухнулся на колени.
— Ты с коленей то подымайся, чай не в церкви перед иконой, не надобно мне этого, — проворчала Аксинья, — девчонку оставляй, а сам уезжай, солнце встает. И пока знака не дам, сам сюда не ходи. И Степаниде своей запрети строго.
Попрощавшись с отцом, Ульяна ни жива, ни мертва пошла за Аксиньей в избушку.