И ведь был у меня четкий, прекрасно продуманный план: найти ту пещеру, где происходят злодейства, да и подорвать ее к чертовой матери, не ввязываясь в ближний бой. За последний год кое-чему я научился, это факт. Но люди, с которыми я собираюсь схватиться, учились убивать с детства. И преуспели, судя по тому, что до сих пор живы. Пока мне здорово везло, я убил двоих, нападая внезапно, из темноты. Но сейчас из-за чумазого малолетнего серва я собираюсь выйти на свет. Что в таком случае надо сказать? «Да поможет мне Бог!» – вот что.
Выскакивать из темноты с диким ревом – моветон. Любой мало-мальски опытный человек грустно покачает головой при виде подобного невежества. Только в штатовских фильмах принято в страхе застывать, когда сквозь густые кусты с жутким воплем ломится незваный гость, в реальной жизни все иначе. Для опытного воина подобный крик – сигнал незамедлительно хватать оружие и отбить удар, действие вбито сотнями, тысячами часов тяжелейших тренировок. Безусловный рефлекс, присущий каждому врожденному бойцу, – это защита и немедленная контратака. А те, кто столпился вокруг каменного стола, выглядят… убедительно.
А потому у меня и в мыслях нет предупреждать врага о нападении. Звонко щелкает тетива арбалета, перед лицом «брата Саммаэля», который с суетливой предупредительностью протягивает беспомощную жертву главарю, со скоростью ста пятидесяти метров в секунду вспенивает воздух толстый арбалетный болт. С трех метров короткая металлическая стрела весом в пятьсот грамм с легкостью проламывает скрытую под черным одеянием кольчугу, крушит ребра, насквозь прошивает сердце. Пробив напоследок кольчугу на спине, успокаивается, выставив окровавленное жало.
Главарь – всегда и повсюду самый опасный член любой компании. Если он и не лучший из бойцов, то уж соображает быстрее прочих: никогда не допустит паники, сплотит остальных для отпора. Прощай, жрец. Ты должен быть мне благодарен, ведь умер в бою за своего дорогого покровителя. Не сомневаюсь, тебе уже приготовлена горячая встреча.
Спиной ко мне переминается с ноги на ногу грузный воин, поперек себя шире. На полголовы выше меня, руки бугрятся тугими мышцами, тяжелый меч оттягивает широкий пояс. Такому богатырю впору с медведем бороться, а он подался в дьяволопоклонники, стервец! Тяжелое копье, отобранное у беспечного часового, с силой бьет верзилу в спину, бросая воина на колени. Такой уж наконечник прикрепили к толстому древку, как две капли воды похожий на длинную четырехгранную иглу; специально умные люди придумали, чтобы пробивать двойные кольчуги. Вот он и пробил, как задумано. Воин безуспешно пытается встать на ноги, те бессильно разъезжаются на скользком каменном полу. Громила борется за жизнь, еще не поняв, что он уже труп.
Третий успевает обернуться ко мне с выхваченным мечом, для него приготовлен совершенно особый удар. Увернувшись, неуловимым движением снизу вверх бью его секирой в пах с такой силой, что оружие, неприятно скрежетнув по кольчуге, безвозвратно застревает. Дикий вой смертельно раненного хлещет по ушам, я невольно отшатываюсь.
На этом эффект неожиданности заканчивается. «Брат Саммаэль», выронив на пол ребенка, кидается на меня с занесенным мечом. Второй из оставшихся в живых сатанистов уверенно выхватывает увесистую дубинку. По этому оружию я мигом узнаю священника. Третий пока медлит, внимательно прислушиваясь, не спешит ли кто ко мне на помощь. Даже не знаю, смог бы я продержаться сразу против мечника и священника, не всади я очень удачно первому нож в бедро. Раненый воин с гримасой боли припадает на левую ногу, пытаясь достать меня то рубящими ударами, то прямыми колющими выпадами.
Затягивать бой не в моих интересах, изловчившись, с силой пинаю раненого в голень ребром стопы, тут же бью эфесом меча в висок. Закатив глаза, воин с грохотом рушится на пол, обрывая кусок черной материи со стены. Краем глаза замечаю вырезанные в камне чудовищные фигуры, полустертые беспощадным временем. С хриплым ревом припавший к каменному полу священник бойко взмахивает дубинкой в длинном выпаде. На конце оружия красуется увесистый свинцовый набалдашник, перебить голень или раздробить коленную чашечку для него раз плюнуть. Я пытаюсь отпрыгнуть, но, зацепившись за один из трупов, теряю равновесие. Чертов падре таки достает меня по голени, самым кончиком. От резкой боли я складываюсь пополам, взъерошив волосы над головой, мелькает смазанная полоска стали: очнувшийся от грез третий воин выкинул до сих пор невиданный трюк – метнул меч.