— Вижу? — уставился на него Стрезер. — Мне кажется, я вижу как раз обратное — редкостный случай душевного равновесия, обретенного и сохраняемого.
— О, за этим еще многое кроется.
— Я так и знал! — воскликнул Стрезер. — Вот за фасад-то я и хочу заглянуть. Вы говорили о старой любимой книге, которую до неузнаваемости отредактировали. Кто же редактор, позвольте узнать?
С минуту Крошка Билхем молчал, глядя перед собой.
— Ему надо жениться, — сказал он наконец. — С женитьбой все уладится. Он ведь и сам хочет.
— Хочет жениться на этой особе?
Билхем и на этот раз долго медлил с ответом, меж тем Стрезер, считая собеседника вполне осведомленным, едва ли мог угадать, что последует.
— Он хочет быть свободным. Он, знаете, не привык, — объяснял молодой человек со свойственной ему ясностью, — быть таким хорошим.
— Стало быть, — сказал, поколебавшись, Стрезер, — вы удостоверяете, что он хорошо себя ведет.
Теперь Билхем, в свою очередь, выдержал паузу, и его молчание было исполнено значения.
— Стало быть, удостоверяю.
— Тогда почему вы говорите, что он несвободен. Мне он клянется, что его ничто не связывает, но при этом ничем — разве только тем, как бесконечно мил со мной, — ничем это не подтверждает. Правда, будь это не так, он вел бы себя иначе. Вот отчего мой вопрос к вам как раз касался странного впечатления, которое производит его дипломатия: словно, вместо того чтобы по-настоящему объясниться, его политика — удерживать меня здесь и подавать мне дурной пример.
Меж тем полчаса истекли; Стрезер расплатился по счету, а когда гарсон отсчитал сдачу, вернул ему часть, и тот, излив восторженную признательность, удалился.
— Вы даете слишком много, — позволил себе доброжелательно заметить Билхем.
— О, я всегда даю слишком много! — обреченно вздохнул Стрезер. — Но вы так и не ответили на мой вопрос, — продолжал он, словно торопясь уйти от размышлений над этим тяготевшим над ним роком. — Почему он несвободен?
Крошка Билхем, однако, успел подняться — как если бы манипуляции с гарсоном служили сигналом освободить пространство между столом и банкеткой. В результате минутой спустя они уже выходили из кафе в услужливо распахнутую перед ними опередившим их гарсоном дверь. В поспешности, с которой поднялся его сотрапезник, Стрезер узрел обещание ответа, как только они останутся среди меньшего числа ушей и глаз. Так оно и произошло, когда, сделав по улице несколько шагов, они свернули за угол.
— Все-таки почему он несвободен, если он, как вы говорите, ведет себя хорошо? — вернулся к затронутому предмету наш друг.
Билхем взглянул ему прямо в лицо.
— У него есть привязанность — чистая.
На некоторое время — то есть на ближайшие несколько дней — ответ Билхема закрыл этот вопрос и даже возродил в Стрезере надежду. Нельзя, однако, не добавить, что в силу укоренившейся в нем привычки непременно встряхивать бутылку, в которой жизнь преподносила ему вино опыта, Стрезер глотнул из нее и на этот раз ощутил привкус поднявшегося со дна осадка. Другими словами, поскольку его воображению уже приходилось иметь дело с утверждениями Крошки Билхема, оно не замедлило сделать кое-какие собственные выводы, в достаточной мере подтвердившиеся, когда, воспользовавшись первым же поводом, наш друг отправился повидать мисс Гостри. Поводом же повидаться с ней, помимо всего прочего, явилось некое обстоятельство — обстоятельство, относительно которого он ни в коем случае не считал возможным оставить ее в неведении.
— Прошлым вечером я сказал ему, — начал Стрезер едва не с порога, — что без его окончательного слова, позволяющего сообщить домой, что мы отплываем — или, по крайней мере, указать дату моего отбытия, — моя ответственность становится тягостной, а положение ужасным. И когда я сказал ему это — что, как вы думаете, я услышал в ответ?